Новый Мир ( № 10 2013)

вас, беккетовских двух, приблудных, —

 

в людской стране высокомерья,

в которой разве только сон

горяч, животный сон безверья, —

я созерцал и, вознесён,

возвёл вас не в абсурд и вздор, нет —

в сердечный пламень среди льдин...

Двуликий Янус, что развёрнут

внутрь профилями, где один

так разрыдался вдруг, что смехом

другой откликнулся, как эхом.

  

 

 

Пьеса на двоих

 

— Пойдём? Я приготовился... — О, господи,

ты стал как тень. — А ты? — Какая местность

скупая! Что за пшики? — Паровоз, поди. —

Нас кто-то встретит? — Полная безвестность. —

 

А ты её узнаешь? — Я-то? Сослепу?

Едва ли… В крайнем случае, на голос

пойдём… — Внимай и будь послушен оклику.

Нет, что это? Не северный ли полюс? —

 

Не знаю. — Что? — Тетеря… Ты квитанции

и паспорта взяла?  — Дурак, мы тени!

Как предпочтительней тебе—отстанции

или

настанцию?.. — Нет предпочтений… —

 

Тогда пойдём…

 

 

•  •  •

 

Этот, а также другие свежие (и архивные) номера "Нового мира" в удобных для вас форматах (RTF, PDF, FB2, EPUB) вы можете закачать в свои читалки и компьютеры  на сайте "Нового мира" - http://www.nm1925.ru/

 

 

 

Любовь пространства

Байтов Николай Владимирович(настоящая фамилия Гоманьков) родился в 1951 году в Москве, в семье научных работников. Окончил московскую спецшколу № 2 и Московский институт электронного машиностроения. Во второй половине 80-х — редактор-издатель одного из московских самиздатских проектов — альманаха «Эпсилон-салон». Автор пяти книг прозы, публикаций в журналах «Знамя», «Новый мир», «Черновик» и др. Живет в Москве. Работает смотрителем в Культурном центре им. Анатолия Зверева.

 

 

 

 

ИСТОКИ СЛАВЯНОФИЛЬСТВА И ЗАПАДНИЧЕСТВА

 

 Я вижу перед собой тарелку с остывшим супом. Щи на мясном бульоне.  Бабушка всегда варила на мясном бульоне. Причем на костях — то есть она подолгу — часа по два — вываривала кости. Иногда кости были мозговыми, и можно было выковыривать из них мозг, посыпать солью и есть. Считалось вкусно. Если мозг не выковыривался, то стучали костью по ложке до тех пор, пока он не вываливался из отверстия. Но бабушка это не очень приветствовала — ложки были серебряными, мягкими и от стучания костью могли попортиться.

На ложках были выгравированы наши имена: «Коля», «Леля» и «Оля». «Лели» никакого на самом деле не было — был Алеша, мой брат. Но бабушке почему-то хотелось, чтобы все имена рифмовались, и она в младенчестве пыталась называть Алешу Лелей. Не прижилось, но на его ложке так и осталось...