Новый Мир ( № 10 2013)

А Лейкин справедливо считался и считается воспитателем целого поколения питерских поэтов, скажем, Полина Барскова и Всеволод Зельченко — его питомцы. 

Михаил Яснов.…А еще Вадим Пугач, и Тимофей Животовский, и Нина Савушкина. Сегодня многим из них уже под пятьдесят, а тогда они были школьниками, и я, например, сам захаживал к ним постоянно, уж больно все это было интересно.

Слава Лейкин — замечательный поэт, и «взрослый» и детский. Мы в «Детгизе» выпускаем сейчас его первую большую детскую книжку.

C. М.Одна из его визитных карточек там — четверостишие «Где справедливость?!»:

 

Кричала мама: «Просто безобразие!

Сплошные тройки! Где разнообразие?!»

Когда же я принёс разнообразие,

Она опять кричала: «Безобразие…»

 

М. Я.

А из «взрослых» я вспоминаю сразу: «На вечере сказал осел хмельной: / Хочу я выпить с Антилопой Гной. / Его оттуда выгнали взашей. / Как трудно жить, не зная падежей!».

C. М.Он все время учил чувствовать слово. Его ученики всё схватывали мгновенно, пробовали это слово на вкус, на звук, на что угодно; кувыркались в словесной технике, как в воде, и многое выходило у них замечательно.

Вот в этих «Ленинских искрах», где они занимались по четвергам, я и начал работать. После Литинститута мне, конечно, больше всего хотелось заниматься литературой, а направили меня в школьный отдел.

Но это была, конечно, судьба: я начал делать какие-то школьные репортажики, ездить по Ленинградской области и, главное, встречаться с детьми и учиться общаться с ними.

— Этому нужно было учиться?

— Конечно, я же их побаивался, как почти всякий взрослый! Ну а потом, через два года, в мой жизни случился наш прославленный журнал «Костер», а это уже огромный пласт биографии, потому что там я проработал больше десяти лет. Журнал издавался тогда тиражом под два миллиона экземпляров.  Я ушел из «Костра» в девяносто первом, к тому времени вышло уже и несколько моих детских поэтических книжек — «Море в банке», «Здравствуй, день!», «Старшая группа»…

А когда я только появился в редакции, журнал как раз переехал с Таврической улицы на Мытнинскую (где он и теперь), легендарные сотрудники и авторы — Довлатов, Лосев — уже давно были в эмиграции, но уникальная «костровская» атмосфера сохранялась.

— Что было в ней главным?