Новый Мир ( № 11 2000)

Перед нами — не обычная мистификация: Х умер, Y нашел его рукописи и публикует их, Z все это дело оформляет. Отличие в том, что Y

переписываетдневниковую прозу Х стихами; он не отказывается от литературного авторства, отстраняя от себя авторство лишь экзистенциальное. Жизнь и искусство разведены по углам, будто боксеры на ринге во время перерыва. Сейчас звякнет гонг, и они опять примутся мутузить друг друга по мордасам. Воспользуемся этим перерывом и спокойно прочтем книгу из Барнаула.

 

Яков Гордин. Мистики и охранители. Дело о масонском заговоре. СПб., Издательство “Пушкинского фонда”, 1999, 288 cтр.

Александр Пятигорский учит: “История — неотрефлексированная структура сознания”. Может быть, оно и лучше, что неотрефлексированная. Каждая новая эпоха моделирует свою историю; у каждой из них свой Рим, свой Карфаген, своя Французская революция, свой “Новый курс”. Как говорил Мао: “Пусть расцветает сто цветов”. Для человека русской культуры одна из таких вечных моделей — “пушкинское время”: период между 1815 и 1840 годами. Она каждый раз разная — “пушкинская эпоха” — в мемориях князя П. А. Вяземского, в пламенных сочинениях Михаила Гершензона, в суховатой эссеистике Ходасевича, в модернистски обстоятельных трудах Ю. М. Лотмана. Яков Аркадьевич Гордин относится к тем авторам, которые создали свою модель “пушкинского времени”.

Эта модель может показаться сейчас неактуальной; нынче в чести супостаты либо аутсайдеры предыдущей историографии — Фаддей Булгарин, граф Сергей Уваров3, М. Дмитриев и другие. Однако мода на стрижку “под ноль” не исключает возможности существования парикмахерского мастерства; “Хаджи-Мурат” написан тогда, когда “актуальным направлением” был символизм.