Новый Мир ( № 11 2000)

— Мы сейчас с Соней идем на радио. Устроила она по своим каналам, хотя магнат всех перекупил. Но полчаса студия будет наша. Пойдем?

— М–м–м–нет!

— Боишься?

— М–м–мда!

Но не уточнил, правда, что его и боюсь, — чтоб Кира не обидеть.

— Да, боюсь. Но пойду!

— Люблю я этого гада! — воскликнула Соня.

— Ну… прямо так? — Я указал вниз по склону. — Пешком?

— Пешком он отвык уже! — съязвил Кир.

Тоже мне — “глас народа”! Своеобразный у нас получится дуэт! Такой и получился. Когда мы прокрались на радио через какой–то хоздвор, забитый мешками цемента (видимо, основная тут валюта), и вошли на цыпочках в глухую, полутемную студию, Кир сразу же подгреб микрофончик к себе и больше фактически с ним не расставался.

— Мы хотим вспомнить о том, — заговорил он проникновенно, — о чем сейчас не принято вспоминать, — о доброте, порядочности, сострадании…

— Почему же? — чуть было я не вставил. — Все только об этом и говорят!

Но плавную речь Кира нельзя было перебить: из тридцати отведенных нам минут двадцать девять с четвертью говорил он, причем об особой необходимости именно в наши дни порядочности, сострадания, терпения и взаимопонимания, — мне не дал и слова сказать, хотя и упомянул меня вначале. Думаю, нормальные люди, которые это слушали, поняли, какое отношение к состраданию имеет он! Не умолкая ни на секунду, он говорил, какие гуманитарные программы он внедрил бы, если бы ему дали такую возможность: центр изнасилований, дискотека с госпитализацией, шоу инвалидов. В самом конце уже, сообразив, что как–то глупо выгляжу, я открыл рот, чтобы как–то уравновесить поток прекрасного, но успел только произнести: э–э–э — и был тут же перебит поборником справедливости, который в оставшуюся минуту говорил о сострадании к одиноким детям, одиноким матерям, старикам–ветеранам… Финиш! Соня подняла скрещенные руки! Да, хорошая вышла передача о доброте, сострадании и взаимопонимании особенно. Все, думаю, поняли. Я встал, посмотрел на взъерошенного, раскрасневшегося Кира. Молодец. Битва добра с добром закончилась со счетом тридцать — ноль в пользу добра же!

— Пусть наконец услышат! — проговорил Кир. — А тебе что — сказать было нечего?

Тут — нечего. И слава богу! Сказала бы — не так выразительно получилось. А так поняли все! Самая гнусная ложь — это та, которая состоит целиком из правды, которую Кир тут выложил, раздавив меня. Все удачно!

— Выйдем через главный вход! — горделиво произнес Кир. — Пусть теперь видят!

Но никто так и не увидел. Мраморная “купеческая” лестница была фактически пуста.