— …Все! Будет тебе транш! Давай! — МБЧ бросил трубку так, что она подпрыгнула, и тут же кинулся к бойцам, распихал своими маленькими, но сильными ручками Ездунова с телемагнатом. Брек!
— Все! Могилы твои! — Телемагнат закончил разговор, захлопнул телефончик и спокойно уселся.
Ездунов рухнул на табурет и внезапно икнул.
— Ну? — МБЧ грозно глянул на Ездунова, потом на меня. — Просрали кампанию? Какой–то дождик не могли сделать? — Снова взгляд на меня. — Почему вы, мудаки, никогда ничего не можете? Почему этот все может? — МБЧ радостно ткнул суперкорейца кулачком в живот. — Почему, я спрашиваю? — Снова резкий тычок в живот. Кореец пружинил, но больше никак не реагировал, видимо погруженный в нирвану. — Почему? — (Удар.) — Почему, я спрашиваю? — (Удар.) — Почему?! — (Кореец пружинил.) — Почему он собирает стадион у себя в Вашингтоне, заставляет всех молиться — и идет дождь?! И сегодня здесь это сделает… Но кому это уже достанется — большой вопрос! — Взгляд на магната.
— Наш стадион — это не их стадион, — вынужден был я заметить.
— Это верно, — вскользь одобрил мою мысль МБЧ и накинулся на Ездунова: — А если ты будешь пить как лошадь, то мы можем на хер бросить тебя! Нам твои выборы, понимаешь сам, — дело десятое! У нас, сам понимаешь, — поднял глазки к небу, — другое на уме! Так что — прикинь… — МБЧ вдруг задумчиво умолк, уставившись на Ездунова. — Продай папаху!
Ездунов безвольно снял папаху и отдал МБЧ. Тот протянул ему доллар. Е вдруг изменил позу — поднял вверх палец — и снова застыл. Телемагнат поставил перед ним золотой поднос и стал выкладывать пачки денег. Всё. По–моему, я тут лишний. Я поднялся и вышел. Никто даже не повернул головы — все понятно куда смотрели.
Я нашел в кустах свой рулон, перешвырнул его через ограду и перекинулся сам. Посыпался по едкому известковому склону, царапая все, что можно, затормозил наконец на каком–то относительно пологом месте, отыскал рулон, отдышался. Еж с козюлькой во рту вдруг подбежал:
— Перекусить не желаете?
— Нет. Пока нет. Спасибо.
Он деловито затопал в гору. Он–то прав. А я — точно не в ту гору пошел. Но это уже в прошлом! Валить!
Но не вышло. Только перевел дыхание — пошел сверху треск, и Соня с Киром ссыпались словно снег на голову.
— Смотри–ка, — насмешливо проговорил Кир, отряхиваясь. — Оказывается, совесть у него есть!
Соня молча погладила мне макушку. Так. Уходим в партизаны?
— Все же совесть в нем заговорила! — не унимался Кир.
Как заговорила, так и замолчит. Надоел уже!