Новый Мир ( № 12 2000)

Жизнь — в отличие от художника Толстого — помещает автора дневника в гораздо более тяжкие обстоятельства. За Иваном Ильичом ходил молодой и сильный мужик и делал своюработу

“легко, охотно, просто и с добротой”. В нем единственном обезумевший от боли и ужаса перед смертью несчастный не видел той “лжи”, которая так раздражала его в остальных. За бедной беспомощной женщиной ухаживает старик, сам уже не здоровый и не сильный. Не отсюда ли разница? Или причин много — Герасим-то ходил за барином,работал— отсюда и спасительная отстраненность, автор дневника видит, как безнадежно деградирует на его глазах самое, по его признанию, дорогое для него существо, и стало быть, накал эмоций тут совершенно другой. Но может быть, дело и в недостатке той самой “доброты” — или смирения — или, на худой конец, душевной привычки нести

бремя?Вымаливая помощи у Бога, он признается, что в другую минуту хулит Его теми же бранными словами, которые обрушивает на голову не слышащей его жены.

Здесь, кстати, уместно задаться вопросом о состоянии душисовременногочеловека. Свидетельство Михаила Пантелеева интересно в том смысле, что рисует портрет “человека бунтующего” — и бунтующего, как выясняется, по всем направлениям бессмысленно. Не “Лену” свою драгоценную (которую, не забудем, поначалу хотел бросить) колотит автор, он обрушивает ярость на ее беспомощность и болезнь, потому и Бога проклинает. Судя себя, автор резко судит и других — ближайших родственников, которые не хотят помогать. Ни его дети, ни сестры жены. Он предлагает “наследство” — квартиру — в обмен на уход и заботу “о двух стариках”. Но дочь напоминает, как он (и “Лена”) когда-то отказались сидеть с ее маленькой дочкой. И она помнит это шестнадцать лет! — изумляется автор жестокосердию дочери. С одной стороны, он вроде бы и прав в своем изумлении. С другой — можно предположить, что он сам в свое время недодал ей чего-то очень существенного — допустим, любви. Или заботы. И получает теперь

в ню же меру. Хотя и дочери, в свою очередь, нев ню же меруположено мерить, а вовсе даже наоборот...