Павич оригинальничает. Часть текста представлена в виде электронного письма, часть — надиктована на пленку автоответчика. На одном из листков, затерявшихся в ящике, начертан адрес из Интернета, сулящий продолжение... Скверный анекдот. И это “продвинутая литература” двадцать первого века? Какая хрупкая провинциальность! Впору уж издавать постмодернистский журнал “Техника — старикам!”. Болезненная заостренность на современных достижениях (компьютер, Интернет, автоответчик) не есть свежее веяние, прорыв или новаторское безрассудство. Это дышащая затхлостью боязнь оторваться от реальности. Нелепая сосредоточенность на новых чертах окружающего. Мелкое подхихикивание: “И я с вами, с молодыми!” Жалко, недостойно, неадекватно.
Парень, выросший в компьютерных лучах, впитавший их с молоком матери, пользуется миром машин равнодушно и прохладно, воспринимает достижения техники естественно, как окружающую среду. Он сидит за своим компьютером, позевывает, роется в Интернете, а вокруг на ходулях вышагивает Павич и строит глазки...
Дабы оправдать свою “литературную провинцию”, Павич претендует на нестандартность композиции. Заявляют: из-за него литература может разделиться на два направления — на традиционное и компьютерное. Оказывается, тексты Павича как-то особенно приспособлены к компьютерному пространству и превращаются в гипертексты. Разъясняя, критик Ясмина Михайлович сравнивает произведения Павича с видеоигрой, “Пространство с виду не ограничено, так что создается иллюзия бесконечности”2. Это что, впервые такое? А Кафка, наконец? Критик продолжает: “Переходом с уровня на уровень, вперед-назад, влево-вправо решаются загадки и собираются сведения...” Ну возьмите хотя бы Фолкнера (к одному из американских изданий “Шума и ярости” был приложен указатель, помогающий ориентироваться в уровнях сюжета)... Что же это за революция Павича, а?..
Заметим в заключение: у него нашлась русская аудитория. Он вписался в социокультурный процесс. Плебейская псевдокультура душит часть молодежи, особенно девушек, каких-нибудь студенток РГГУ, приехавших из Владивостока и Ставрополя. Девушки трогательно плавают среди безвкусных посткомсомольских координат. А Милорад Павич навязывает им бижутерию. Они будут слушать убогие рок-песенки под гитарку о “смысле жизни” и млеть над сентенциями писателя...
И бомж с вокзала, самобытный и рассудительный, будет выглядеть достойнее их?
1“Гомологон человеческой души”, статья-приложение в книге Павича.
2“Павич и гипербеллетристика”, тоже статья-приложение.