“За основу сюжета (трехтомного романа переводчика Евгения Витковского „Павел II”, Харьков — Москва, 2000,
1311стр. —А. В.) берется легенда о том, что Александр I не умер в 1825 году, а ушел в нети под именем старца Федора Кузьмича. Старец дал жизнь тайной „старшей ветви Романовых”, и его праправнук Павел, учитель из Свердловска, в итоге становится в 1982 году императором Павлом II. Происходит все это при деятельном участии американской разведки... По размаху иронического полотна, по мастерству исполнения, по остроумным придумкам роман Витковского вполне могла бы ждать слава бессмертной дилогии Ильфа и Петрова, будь „Павел II” написан и издан тогда, когда задумывался, — 20 лет назад. Ну а сейчас, увы, его ждет слишком большая конкуренция. На рынке альтернативной истории — в частности”.Виталий Куренной.
Целлулоидный Апокалипсис. — “Логос”. Философско-литературный журнал. 2000, № 3. Электронная версия:http://www.ruthenia.ru/logosЗанимательный анализ эсхатологической тематики в американском кино на рубеже тысячелетий. Тут же — статья Александра Сосланда “Удовольствие от апокалипсиса”.
Александр Кушнер.
“Как ни страшна жизнь, поэзия в ней всегда присутствует”. Беседовал Андрей Дмитриев (Харьков). — “Византийский ангел”, 2000, № 5.“У меня очень сложное отношение к этому фильму („Хрусталев, машину!”. —
А. В.). Говорят, что он гениальный. И это, возможно, так. Я в ужасе от него. Это, конечно, здорово, но это так страшно! Ни одного просвета. Это сплошной мрак. Это как если бы меня поселили в картину Босха — и вот мне нужно было бы там, среди этих калек, страшилищ, чудищ, кувыркаться. Я жил в то время, о котором говорит Герман. Я его помню, потому что в 53-м году мне было 16 лет. И, разумеется, это было страшное время... Но мне кажется, что в фильме хоть птица должна пролететь. Понимаете? Хоть ребенок должен появиться с каким-то нормальным человеческим лицом. Может быть, какая-то книжка должна на полке стоять: не знаю, Тютчев, Фет, Пушкин, кто угодно... Дерево, может быть, должно прошуметь, — так, чтоб мы очнулись от этого ужаса. Ничего этого в фильме нет. Есть только кошмар. Крик и истерика... И может быть, здесь нарушены некоторые законы искусства (см. как раз об этом статью Дмитрия Быкова „ГерманversusМихалков” в июньском номере „Искусства кино” за этот год. —А. В.)”.