Новый Мир ( № 12 2009)

— Итак, — Инспектор отогнал терпкий дурман, — где вы были с восьми… с семи до восьми тридцати?

— Ох, вы снова за свое. Ну так и быть: я была в своем номере, смотрела, как этот мерзкий старик, хозяин гостиницы, подрезает куст в саду. Он это делает чуть ли не каждый день.

— Что за куст?

— Ну, не куст. Растение на длинных стеблях, с соцветьями в виде зонтиков. Знаете, такие белые мелкие цветочки. Запах очень приятный, морковный.

Инспектор не знал, но подробно записал в блокнот. Граммофон, как огромный цветок, вперил в него свою блестящую хищную чашечку. Инспектор поежился, но взгляд проигнорировал.

— Что-нибудь еще?

— Нет.

— Когда вы в последний раз видели жертву?

— Вечером ваша так называемая жертва приходила ко мне в комнату, и мы недолго беседовали.

— О чем беседовали, вы, разумеется, не помните?

— Я же сказала, что не запоминаю таких мелочей. — Дама в изнеможении плюхнулась на козетку.

Инспектор подошел к окну, пытаясь разглядеть пресловутый белый куст. В рассеянности выпустив блокнот, он нагнулся — и оторопел. Под кроватью, в перине пыли, уютно лежал маленький аккуратный смит-вессон.

— Я вынужден изъять это у вас, — подойдя к козетке, сказал он.

— Что изъять?

— Вот это. — И Инспектор указал на столик с шеренгой граненого стекла, на самом краю которого сиротливо тулились глиняный горшочек и деревянная ложка.

— Берите, — брезгливо скривилась Вертинская. — Я эти вещи впервые вижу.

 

Инспектор покинул коричную комнату взмокший и осунувшийся. У самой двери, чудом не выронив пакет с хрупким вещдоком, он налетел на Чекушку, который мыл пол и, дребезжа и подчеркнуто картавя, напевал про креольчиков, колокольчики и Антильские острова. Увидев Инспектора, он тут же, словно старая пластинка, перескочил на девочек-шалуний и “голубые пижамба”. В коридоре действительно царили благотворные сумерки, состоящие как бы из отдельных синих пузырей, в которых ворочался этот неугомонный человечек, шуруя по ним, как по бильярдным шарам, квакающим от влаги кием швабры.