двадцать волов за неё, юницу сущую, отдал,
чтил её наравне в хоромах с верной супругой,
но не сходился на ложе, жены недовольства чуждаясь, —
вот она и несла зажжённые свечи с ним рядом,
больше рабынь любимым и ею вскормленным в детстве.
Дверь отворилась пред ними надёжно устроенной спальни,
и на кровать он сел, и мягкую скинул сорочку,
и старухе её премудрой на руки бросил.
Та же, искусно сложив сорочку его и расправив,
и на колок повесив её близ точёной кровати,
вышла тотчас из спальни, и дверь за кольцо притянула
сребряное, и засов наружной задвинула тягой.
Там он всю ночь напролёт, овечьей шкурой укрывшись,
в мыслях своих устремлялся путём, предречённым Афиной.
Амелин Максим Альбертович родился в 1970 году в Курске. Учился в Литературном институте им. А. М. Горького. Автор нескольких книг стихов, статей о русских поэтах конца XVIII — начала XIX века, переводчик Пиндара, Катулла и “Приаповой книги”. Главный редактор издательства О.Г.И. Лауреат многих литературных премий. Живет в Москве.
Что будет после капитализма?
Фрумкин Константин Григорьевич — журналист, философ, культуролог. Родился в 1970 году в Москве, закончил Финансовую академию. Кандидат культурологии. Лауреат литературной премии им. Александра Беляева (2009). Координатор Ассоциации футурологов.
Еще в сравнительно недавнем прошлом «общим местом» общественной мысли было утверждение, что на место капитализма идет социализм. Разумеется, эта мысль никогда не была общепринятой, но все-таки достаточно популярной, и умнейшие люди — такие, как Бернард Шоу или Сартр, — в ней не сомневались.
Крушение мировой социалистической системы заставило многих усомниться, термина «социализм» стали стеснятся — но вопрос, что же будет после капитализма, встал, пожалуй, еще острее.
Вопрос этот стоит просто потому, что в мире нет ничего вечного, и тем более не стоит считать вечным общественный строй, который и сформировался-то, в лучшем случае, лишь несколько веков назад, — при том что общественное развитие идет все быстрее. Правда, сегодня капитализм кажется окончательно торжествующим, альтернативы ему не видно — но тем интереснее узнать, что же последует за социальной системой, которая сегодня выглядит безальтернативной. Хотя советская идеология дискредитирована, она оставлена нам в качестве неискоренимого наследия. Мы мыслим эпохами — формациями, сменяющими друг друга, — а значит, любая реальность должна быть закономерным образом заменена чем-то новым. Но чем?