Читаем Новый Мир ( № 3 2002) полностью

19 ноября.<...> Вечером был у Бакстов. — Она отвратительнее, чем когда-либо. Он с подлой покорностью переносит ее глупое издевательство и пиление. У Коки как будто ангина. Атя склеила домик для Лели.20 ноября.Кошмар: я с отвращением ел

вареных детей в виде раков — последствие виденной вчера фото<графии> в „Illustration” жертв одесского погрома. — Кока лежит. — Атя нервничает. — Снег валит. — Я днем рисовал в парке...” Дневник — парижский.

Михаил Гронас.Безымянное узнаваемое, или Канон под микроскопом. — “Новое литературное обозрение”, № 51 (2001, № 5)

Исследование, подводящее черту подблоком

“Литературный канон как проблема”. Через механизм закрепления в языке — к механизмам каноничности; на примере одного выражения. “Что до двустишия Батюшкова и особенно выражения „память сердца”, то в ХХ веке и, как ни странно, в „советском” дискурсе они оказались востребованными и достигли „пика каноничности”...” Очень хороша иконография (обложки книг): все — про войну.

Владимир Губайловский.Три книги стихов. Александр Беляков. Ярослав Могутин. Полина Иванова. [Связка рецензий].— “Дружба народов”, 2001, № 11

“Отсутствие профессиональной среды, культурной плотности — это не всегда плохо. <...> Но кто знает, кому труднее: провинциалу дотянуться до первой ступеньки или москвичке не остановиться на первой площадке, на которой она оказалась по праву рождения, а продолжать идти”.

Два письма А. А. Фета к И. С. Тургеневу (1867, 1878).Вступительная заметка, публикация и комментарии Ю. Благоволиной.— “Вопросы литературы”, 2001, № 5, сентябрь — октябрь.

“По отношению к нашей размолвке я тем решительней склоняюсь к последнему мнению, что от нас вполне зависит устранять те условия, которые могли бы случайность превратить в необходимость. Не знаю, [возбудят], приведут ли эти строки к тому нравственному равновесию, с каким я смотрю на эту прискорбную случайность, но вполне уверен, что они не вызовут человека, подобного Вам, на невежливость...” Каково? Позже, в воспоминаниях, Фет писал, что “смешно же людям, интересующимся, в сущности, друг другом, расходиться только на том основании, что один западник без всякой подкладки, а другой такой же западник, только на русской подкладке из ярославской овчины, которую при наших морозах покидать жутко...”.

Наталья Иванова.Точность тайн. Поэт и мастер.— “Знамя”, 2001, № 11

Третья статья из цикла “Пастернак и другие”. Булгаков.

Кирилл Ковальджи.Наедине с книгой. Из литературных заметок. — “Вопросы литературы”, 2001, № 5, сентябрь — октябрь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний рассвет
Последний рассвет

На лестничной клетке московской многоэтажки двумя ножевыми ударами убита Евгения Панкрашина, жена богатого бизнесмена. Со слов ее близких, у потерпевшей при себе было дорогое ювелирное украшение – ожерелье-нагрудник. Однако его на месте преступления обнаружено не было. На первый взгляд все просто – убийство с целью ограбления. Но чем больше информации о личности убитой удается собрать оперативникам – Антону Сташису и Роману Дзюбе, – тем более загадочным и странным становится это дело. А тут еще смерть близкого им человека, продолжившая череду необъяснимых убийств…

Александра Маринина , Алексей Шарыпов , Бенедикт Роум , Виль Фролович Андреев , Екатерина Константиновна Гликен

Фантастика / Приключения / Прочие Детективы / Современная проза / Детективы / Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза