Новый Мир ( № 5 2009)

Это, во-первых, опыт фундаментальной книги по современному солдатскому фольклору. Во-вторых, это сборник текстов песен, стихов, цитат из солдатских альбомов. Причем в нередактированном, аутентичном виде, который производит неизгладимое впечатление даже в книге, а не на страницах альбома, где они расцвечены шариковыми ручками и росписью через фольгу.

Во-вторых, сами тексты опубликованы и комментированы так, что честный гражданин может многое понять об устройстве жизни в родной стране, как в мирное время, так и в эпоху «маленьких войн». Городской обыватель смотрит обычно на них как турист, обнаруживший в чужой стране кувшин для подмывания в туалете. Чужая кажущаяся дикость — всегда хороший товар, можно иронизировать над орфографией автора и его рифмами. Только вот не надо. Ну да, это криво и наивно. Это пошло, но «не так, как вы — иначе» [17] .

Я бы не стал смеяться над рифмами и ошибками — и не только в силу биогра­фических особенностей (я принадлежу к тому поколению, которое помнит, как были похожи линейки пионерских лагерей и военные городки). Эмоции — настоящие, вполне себе хтонические, как сказали бы образованные люди.

Не сказать, что непосредственность и искренность самодостаточные качества, нет. Но армейский фольклор — это какое-то очень важное варево, питательный (или не вполне питательный) бульон, из которого получились целые поколения. Вот песня «Авганистан» (орфография и пунктуация авторские):

 

Опять тревога опять мы

Ночью уходим в бой

Когда же дембель я

Мать увижу и дом родной

Когда забуду как полыхают

В огне дома

Здесь в нас стриляют

Здесь как и прежде идет

Война

За перевалом в глухом

Ущелье опять стрельба

Остались трое лежать

На камнях веть смерть

Глупа

Аможет завтро на этом

Месте останусь я

Здесь в нас стреляют

Здесь как и прежде идет война...

 

Или другая, поглаже — и более известная:

 

Афганистан, Афганистан —

Письма редко приходят к нам

А шофер держит руль, только сердце стучит:

Впереди перевал, а на нем басмачи.

Не отстать от своих, пока день и светло.

Ночью пуля летит в лобовое стекло.

А когда ты идешь, за спиной автомат,

И тогда ты поймешь, что такое солдат.

Ведь не зря ты пошел воевать в ДРА —

Чтобы мама в Союзе спокойно спала.

А в родном краю, где сады цвели,

Где светло и тепло от любимой земли,

Ждали девушки нас, мама, вытри глаза,

Мы ведь живы пока и вернемся назад.

По дорогам крутым, сквозь пески и туман,

Рвутся в гору ЗИЛы, надрывая кардан.

Автоматы в руках, передернут затвор,

Не остаться в горах — так молись на мотор...

 

Сейчас то и дело люди в разной стадии общественного безумия придумывают прошлое (давнее и недавнее). Мы то и дело читаем мемуарные списки обид от советской власти, но и списки ее благодеяний (по выражению Юрия Олеши) тоже читаем регулярно.

Между тем в аналитической части книги я обнаружил такое утверждение: «В целом солдатские песни Америки и Израиля отличает от российских гораздо большее внимание к смерти и отсутствие упоминаний об утраченной или утрачиваемой любви». Это мысль, которая требует обдумывания, — такие наблюдения говорят о многом. Равно как и то, что мотив женской верности-неверности в русских солдатских песнях — вечный. Он не в Советской армии родился и не с ней исчез — чего там, можно вспомнить замечательную песню Константина Симонова «Как служил солдат...». Понятно, что, вытаскивая истину из темноты за этот хвостик, можно сказать, что в Израиле служат и мужчины и женщины и при малых расстояниях и частых увольнениях ситуация другая.

Александр Филюшки

н. Андрей Курбский. М., «Молодая гвардия», 2008, 299 cтр. («Жизнь замечательных людей»).

Александр Филюшкин всего два года назад защитил докторскую диссертацию в Петербурге. Но о времени Ивана IV им уже написано довольно много, и жизнеописание Андрея Курбского носит следы именно научного подхода (в «ЖЗЛ» бывает два акцента — либо писательский взгляд на персону, либо научный). Видимо, поэтому Филюшкина упрекали в недостаточной развлекательности. Однако даже самый сухой взгляд на жизнь Курбского лучше всякого детектива. Документы (или умолчания) куда сильнее авантюрного сюжета. Судьба Курбского трагична, и перемена участи не несет ему ни личного счастья, ни устойчивого политического положения. Филюшкин довольно аккуратно занимается разбором стереотипных образов Курбского: «Курбского-диссидента», «Курбского-предателя», «Курбского-полководца», наконец «Курбского-писателя» — корреспондента Ивана Грозного и переводчика «Диалектики» Иоанна Дамаскина. Все эти образы в массовой культуре существуют как бы отдельно, причем в рамках каждого поступки Курбского всегда гиперболизируются.