Автор кропотливо анализирует причины причудливых изгибов партийной линии от съезда к съезду, от пленума к пленуму. Эггелинг свободно различает оттенки в тоне партийных директив, глядя на мир глазами советского интеллигента, читающего “между строк” газетные передовицы, нисколько не сомневаясь в том, кто является “подлинным организатором литературного процесса”.
Эггелингу не всегда удается отойти от безоглядной схематизации, преследующей труды бохумских ученых: сквозь всю книгу проходит, например, неоправданное стремление провести четкую границу между черным (догматиками) и белым (антидогматиками-либералами) и определить тот или иной журнал (писателя) в соответствующую корзину. Зачастую это приводит автора к спорным утверждениям, как-то: объявление “Молодой гвардии” консервативным антиподом “Юности”, хотя при редакторстве Котенко и Пришвина линия раздела проходила скорее в области формы, а “никоновский патриотический” период вряд ли уместно награждать эпитетом “консервативный”. Встречаются в книге и откровенно неудавшиеся места: так, упрощена история вокруг нашумевшей новомирской статьи А. Г. Дементьева “О традициях и народности” (неверно, например, утверждение, что “новая дискуссия разгорелась в основном вокруг деревенской прозы и изображения русской деревни в современной литературе”).
Лучшими страницами книги выглядят не навороченные обобщения, а элементы живой конкретики, проникающие в канву анализа. Любопытна, например, оценка поездки Хрущева в Вешенскую к Шолохову: “Во-первых, эта встреча служила демонстрацией „подлинного демократизма” („Такое возможно только у нас”), внутренней связи между руководителем партии и знаменитым писателем как „великими гуманистами”, а также миролюбия страны (в ней говорят не о вооружении, а об искусстве и литературе). Кроме того, включение в событие всей станицы внушает мысль о близости обоих главных действующих лиц к народу”.
Взгляд “с той стороны” то и дело обнаруживает свои сильные стороны; внутренняя политико-литературная ситуация органично вписана в мировой контекст: речь идет не только о стремлении понравиться Западу, о дистанцировании с Китаем, но и о таких малозаметных явлениях, как дискуссии о литературе в странах соцлагеря, в частности в Польше (1956 год). Вместе с тем удивительно простодушно развивает Эггелинг мысли Евгения Добренко об эпопеях кочетовского “Октября”: роман признается “хорошим жанром” в среде догматиков, повесть — у антидогматиков.