Новый Мир ( № 6 2005)

К своей профессии он относился с чрезвычайным скепсисом, поскольку, по его словам, “появился на свет в лоне умирающей, если уже не мертвой цивилизации, чья литература составляет часть общего разложения”; он даже предлагал удалить телевизор из дому — словно наши фундаменталистские батюшки. Но при этом сполна воспользовался предоставляемой СМИ ролью просветителя, проповедника, полемиста. Кто хочет сразу взять быка за рога, пусть читает эту книгу с конца — со знаменитого эссе 70-х годов “Великая либеральная тяга к смерти”: “не катализатор, а растворитель, не стимулятор, а транквилизатор, не пропасть, а трясина” — таким видится Мэггериджу современный западный либерализм по всему фронту, начиная с податливости в “холодной войне” и заискивания перед молодежным бунтом и кончая cкотским гедонизмом и сулящими вырождение технологиями интимной жизни (pendant этому сочинению — Гарвардская речь Солженицына, который, кстати, с Мэггериджем был лично знаком). Слова Мэггериджа хлещут беспощадно, его метафоры убийственны (“освобожденный Прометей, приковывающий сам себя к скале и там день за днем пожирающий собственные внутренности”), а афоризмы неотразимы (“секс — единственный мистический опыт, предлагаемый материализмом”). Он договаривает все до конца, понуждая реального или виртуального оппонента тоже выложить все карты. В радиобеседе с холодным и вышколенным логиком-позитивистом лордом Бертраном Расселом он додразнил его до вырвавшейся наружу маниакальной ненависти ко Христу, о чем сам с удивлением свидетельствует все в том же эссе. И к себе самому он способен вызвать прилив ненависти — как к “махровому реакционеру”, отрицающему благодетельный прогресс. (Кстати сказать, христианский консерватизм Мэггериджа совершенно чужд истерического государственничества; к распаду Британской империи он относится более чем спокойно, ибо поклоняется “Нездешнему Царю” — название одной его проповеди.)