Новый Мир ( № 6 2012)

“Компромиссный” вариант, напечатанный в журнале, вероятно, был наскоро придуман Заболоцким, чтобы не “затормозить” публикацию, и послан Ивинской; после стиха “Косматый лебедь каменного века” осталось лишь:

 

В сухих волнах тяжелого песка

Преодолевший рядом с человеком

Пустыни дикие и грузные века.

 

Вынужденная “скомканность” этих строк явно не соответствовала изощренной поэтике и сложной музыкальной композиции стихотворения (см.: E t k i n d Е. Словесная аналогия музыкально-симфоническому циклу. Поэма Н. Заболоцкого “Город в степи”. — В кн.: Э т к и н д Е. Г. Материя стиха. Paris, 1978, стр. 479 — 490; то же. СПб., 1998, стр. 479 — 491).

В авторскомСводе1948 года появляется третий вариант; его принято считать окончательным. После строки “С тысячелетней тяжестью в очах” здесь следует:

 

Косматый лебедь каменного века,

Он плачет так, что слушать нету сил,

Как будто он, скиталец и калека,

Вкусив пространства, счастья не вкусил.

Закинув череп за предел земной,

Он медленно ворочает глазами,

И тамариск, обрызганный слезами,

Шумит пред ним серебряной волной.

 

При подготовке сборника 1957 года поэт внес изменение в стих “Закинув череп за предел земной”, который обрел вид, знакомый по всем позднейшим переизданиям: “Закинув темя за предел земной” (З а б о л о ц к и й Н. А. Стихотворения. М., 1957, стр. 61).

“Гонителей” Заболоцкого из редакции “Нового мира” 1947 года (главными, судя по воспоминаниям Л. К. Чуковской, были А. Ю. Кривицкий и А. М. Борщаговский) в исходной версии насторожили, вероятно, не только слово “азиат”, идеологически “сомнительное” упоминание ислама и противопоставление “высокого мира свободы” и неких “скорбей”. В отвергнутых строках слышна спрятанная за холодноватой одической риторикой нота глубокого экзистенциального отчаяния, незримо присутствующая в поэзии Заболоцкого после лагерей: “...Как будто все отчаянье природы / Он воплотил в надменности своей”.

В контексте поэтической системы Заболоцкого пропитанный “черной мглой магометанства”верблюд— отсылка (содержащая, впрочем, и элемент полемики) к “Зверинцу” Велимира Хлебникова (1909, 1911), где “верблюд, чей высокий горб лишен всадника, знает разгадку буддизма и затаил ужимку Китая”, а “в лице тигра, обрамленном белой бородой и с глазами пожилого мусульманина, мы чтим первого последователя пророка и читаем сущность ислама”.