Новый Мир ( № 6 2012)

и в русалок влюблялся Альберих,

клюв уткнется средь водорослей...

Но и дальше река без усилья

потащила свалявшийся ком,

а голландская мельница — крылья

с той же скоростью в небе пустом.

В чем тут поэзия? А все в том же — в воспевании гибели цивилизации, культуры, а вместе с нею и самого смысла жизни.

Там над Шельдой и Маасом с дамбы

часовые взирают на Рур,

чтоб не свесились курочки рябы

меж утрехтских ощипанных кур.

Роттердаму привиделся через

толмача неразгаданный сон,

будто, коршуну в шею прицелясь,

невзначай промахнулся Гвидон.

                                    («Элегия»)

Не так ли и цивилизация, целясь в коршуна, убивает лебедя?

Во второй книге Сливкина («Аллея дважды сгинувших героев», СПб., 1992) есть стихотворение о Гамлете, которое, будучи перепечатанным в рецензируемой книге, как мне сначала показалось, было испорчено поэтом.

Я напьюсь из губ Гекубы

и сиротства и вдовства

мира, в коем все на убыль:

месяц, родина, листва.

Шумно в парке у запруды —

рубят веслами наяд.

Остужает грудь Гертруды

осторожной страсти яд.

В камышах пошла водиться

мелочовая плотва,

не расплачется водица,

что Офелия мертва.

Признак жизни из тумана

вышел, ножны наклоня...

Вы, четыре капитана,

отженитесь от меня!

               («Мысли принца»)

Вульгарное «отженитесь», которого не было в первой редакции стихотворения, мне показалось гибелью стиха. Но теперь я думаю, что в контексте новой книги это «отженитесь» звучит удивительно уместно:старославянский глагол, встречающийся в древнерусских заговорах («Отженись, нечистая сила!»), здесь становится едва ли не эквивалентом выражения из современного британского сленга (bugger off — приблизительно можно перевести: «уйди», «отвали»). Как и умерший от птичьего гриппа лебедь («Элегия»), принц, от имени которого говорит поэт, подвергся коррозии времени, субстанциально преобразился. Как мы помним, отец принца тоже умер от «птичьего гриппа», то есть от жестокости — от известной болезни цивилизации, но на этот раз не он — не «призрак жизни», — а еепризнак, ее здоровое пошлое начало, не подверженное никаким болезням в силу изначальной своей гнилости, вышло и пригласило умершего воскреснуть.

Впрочем, и это ничего бы не изменило. И Бог у Сливкина умирает прямо на наших глазах. Умирает вполне достойно, да к тому же без всякого страдания, ибо против очевидности не попрешь.

Лопастями пропеллер молотит,

агрегату грозит перегрев:

Бог летит над землей в самолете

и глядит на знакомый рельеф.

Сам сидит в пассажирском отсеке,

хорошо Eму видно отсель,

как живут там внизу человеки,

где какая легла параллель.

Но чем дольше Он смотрит на эту