К тому же пришло время для более равномерного наполнения понятия “всемирность”. В прошлом веке, говоря “мир”, думали о Европе и лишь “в придачу” к ней об Азии; лишь отдельные “прорывы” в азиатском направлении осуществлял русский ум (начиная, конечно, с Пушкина, особенно с его “Подражаний Корану”). Сейчас Азию надо знать, надо следить за ее превращениями. Ибо превращения эти очень серьезны и могут принести много неожиданного. “Хребты Гиндукуша, вершины Тибета, / Стена Куэнь-Луня дождались рассвета”, только не того, о котором мечтали т.т. советские поэты. И вообще не того, что способен вызвать умиление. Просто есть утренняя полумгла, предваряющая наступление в тамошних краях неведомо какого дня. То, что вырисовывается при ее неверном свете, с точки зрения национальных интересов России суть разноликие угрозы или по меньшей мере вызовы, на которые надо суметь ответить.
И все же не в том состоит “всемирность”, чтобы уметь отвечать на вызовы; скорее уж в том, чтобы самим их кому-то адресовать. Но лучше оставим эту, дуэльную как-никак, терминологию. “Всемирность” произрастает из чувства, что человечество — одна семья, что в корнях все связаны со всеми. Это чувство не следует сталкивать с национальным эгоизмом, как все естественное, имеющим право на существование. Такое столкновение может закончиться обоюдным уроном. “Квартирный вопрос”, теперь уже в масштабе страны, может испортить наш народ (не потому, что становится тесно, — относительная теснота существует лишь в некоторых городах и регионах, в целом же по стране еще куда как свободно, — а потому, что число “гостей” может стать раздражающе большим в сравнении с числом хозяев), отчего пострадают в конечном счете даже эгоистические интересы. Национальная “квартира”, какою мы ее имеем, нуждается в разумной защите. Со своей стороны, чувство “всемирности” не способно побороть национальный эгоизм, но ему должно быть место рядом с ним или, точнее, “над ним”. Без этого чувства народ станет “темным гостем” на земле, а его культура сделается провинциальной — для русских угроза еще худшая, чем даже утрата южных областей.