Я мечтала получить когда-нибудь настоящие коньки — на день рождения, от Николая или по любому другому поводу, но коньки моего — тридцать пятого — размера почему-то были страшным дефицитом. Мы с бабушкой объездили все “Спорттовары” в городе, и она даже написала своим фронтовым подругам в Донецк и Одессу, чтобы они поискали там женские коньки тридцать пятого размера. Бабушке подруга из Одессы написала, что видела какие-то коньки и даже чуть было не купила их, но ее остановил цвет. Ботинки этих коньков были не белыми, цвета болгарской зубной пасты “Поморин”, а светло-кофейными. Когда бабушка прочитала мне это письмо, моя голова налилась такой тяжестью, будто на нее вдруг обрушилась вся несправедливость мира, потому что я и мечтать не решалась о коньках с редкостными светло-кофейными ботинками. Хотя на тот момент такие мелочи, как цвет ботинок, меня уже давно не волновали: я была готова кататься в чем угодно. И даже одолжила однажды у соседа с пятого этажа коньки с грубыми черными ботинками на два размера больше, которые мне так нравились. Я несколько раз старательно зашнуровывала эти ботинки, надеясь, что так они лучше будут держаться на ногах, но это не помогало, и мне не удавалось даже устоять в этих коньках на паркете в квартире, держась за стену, не говоря уже о выходе на неровный лед замерзшего тротуара возле дома. И дело было не только в слишком больших ботинках: я чувствовала, стоя у стены на дрожащих ногах, что даже если бы мне сейчас дали хоккейные коньки тридцать пятого размера, я все равно не смогла бы на них кататься. И это ощущение было очень досадным, ведь мне так хотелось кататься именно на хоккейных коньках, которые могли развивать значительно большую скорость, чем фигурные: их тормоза в виде пластмассовой насадки были сзади, и останавливаться на них было труднее, чем на женских, портящих лед своими острыми металлическими зубцами спереди. Я уже не говорю о каком-то почти телячьем восторге, который вызывали во мне своей элегантностью грубые черные ботинки мужских коньков.