Новый Мир ( № 9 2005)

Кроме всего прочего, это оказалось и крайне неэффективным. Снизошедши с высот милости в паутину закона языческого, в паутину причинности, они вызвали своими действиями неизбежные следствия. Сработал «закон крови на земле», так сформулированный Достоевским: «„Только то и крепко, где (подо что) кровь протечет”. Только забыли негодяи, что крепко-то оказывается не у тех, которые кровь прольют, а у тех, чью кровь прольют. Вот он — закон крови на земле»16. «Негодяями» Достоевский называет здесь террористов XIX века, народовольцев, развернувших с 1878 года подлинную охоту на Царя-освободителя и на высших чинов государственного управления. Если бы Российскому государству хватило мужества и — главное — веры не отвечать на кровопролитие кровопролитием, возможно, «крепко» оказалось бы у него. Но случилось то, что случилось. Результат костров инквизиции — секулярная Европа, результат казни декабристов и народовольцев — революция 1917 года. Целое, разделившееся в себе, отвечающее на вызов своей части так, словно оно ведет войну с внешним врагом, не устаивает17. Это не мораль (хоть и евангельская истина18), а просто свидетельство истории. Можно, конечно, сказать (и говорят), что царизм погиб не потому, что казнил, а потому, что мало казнил. На это можно ответить, что большевики казнили гораздо больше, а продержались гораздо меньше.

Смертная казнь может быть целительным орудием только в руках целого, ощущающего себя единым организмом и решающегося расстаться со своим членом лишь в том случае, в каком со своим

членом

решает расстаться

организм:то есть после того, как использованы все средства для его исцеления. Но и тогда — со слезами, болью и жалостью, с острым сознанием своей отныне нецельности, ущербности, инвалидности. Для общества, которому можно позволить казнить, дни казни были бы днями всеобщего траура19. Если же части организма начинают «отрицать» друг друга — перед нами разлагающийся труп.