Новый Мир ( № 9 2005)

Вот на рисунке 80-х старушка в очках, что держатся на тесемке, раскладывает на столе фотокарточки:

Это все мои отростелки…

Тут свадьба внука.

Эво как прижался

к жоне своей.

А этово не опознать уж.

Глаза ни беды не видят…

А это моя дочка старшая,

Сейчас она в районе.

Эво скольке нас тут…

У бабки много сродников!

А вот старик, в лице его — достоинство и степенность, а в голосе — деликатность:

— Передай, пожалуйста, по рации:

Пусть от их кто-нибудь приидет, на жеребце —

У нас кобыла загуляла…

…А нам к им ехать — недосуг.

Мы с ей молоко возим!

Вот бабушка с внучком, старый и малый, ждут маму у окна, вглядываются в пустой дворик — не дрогнет ли калитка. Ждут да говорят о своем:

— Думаешь, Серговка

долго проживет?

— Так, ежели, робить —

вся лесом заростет…

Все поля…

вспомнили бы,

как в войну-то

пахали…

безо всякого горючево…

На одних горючих слезах…

и не пропили свою землю…

В книге Тутунджан нет ни социологии, ни политологии, никаких рассуждений о судьбе России. Тут никто не говорит за народ, тут он сам, как умеет, рассказывает о себе.

Чего же больше в этой графической летописи деревни — искусства или литературы? Как назвать синтез рисунка и устной речи? Вот что пишет об этом искусствовед Галина Дементьева в предисловии к книге: “Художник на поверхности листа соединяет нарисованное и написанное — „говорящий” поэтический текст. В нем глубокое по смыслу слово одухотворяет созданный автором художественный образ человека… Графический узор ручного письма, ритм слов и расположение их в тексте вторят ритмическому движению линии рисунка, соприкасаясь и взаимодействуя с изображением. В иконах С. Спиридонова-Холмогорца, мастера XVII века, также декоративное растительное узорочье переходит в обильные тексты, и наоборот. У Д. Тутунджан ручное письмо порывистое и в то же время четкое, конструктивное. В его естественности и неподдельности заключено живое, лирическое чувство автора...”

Широкая, просторная для глаза книга открывается фотографией на весь разворот: деревня, ладно разбросанная по берегу реки, а за деревней — необъятные леса и дивное полукружье горизонта. На фоне неба — авторское посвящение: “Всем, кто жил и страдовал на своей прекрасной Земле”.