«…и пьянство, особенно в последнее время, стало постоянным. Философ Елюй–Чуцай
46неоднократно увещевал его, но Хан не слушал. Поэтому Елюй–чуцай однажды, показывая ему железный ободок, заржавевший от вина, сказал:— Это железо приняло такой вид, будучи съедено вином. Что же сказать о пяти чревах человека?
После того монгольский государь несколько уменьшил меру вина. На второй месяц того же года болезнь его усилилась и пульс прервался. Шестая ханына не знала, что делать. Она позвала Елюй–чуцая, в ответ он сказал, что теперь должности препоручают людям недостойным, продают места и торгуют судопроизводством, многие содержатся в тюрьме безвинно. Надлежит даровать прощение в поднебесной. Ханына немедленно хотела произвести это, но Елюй–чуцай сказал ей, что без повелений самого государя не может этого сделать. Вскоре Монгольский государь несколько пришел в чувство. Ханыпа доложила ему о даровании амнистии, и он тотчас согласился на это. По издании прощения, пульс его пришел в обыкновенное состояние, но через месяц болезнь усилилась. Елюй–чуцай, по выкладкам на числах великой единицы, нашел, что не надлежит ему выезжать на звериную охоту.
«Если не стрелять с коня, — сказали приближенные, — то в чем удовольствие?» И хан выехал на охоту на пять дней. На возвратном пути он приехал к Отагу хулань–оле, где Уньдур–хамар предложил ему вино. Хан веселился до самой полуночи, а на другой день скончался.
Монгольский государь утвердил еще прежде, чтобы наследовал после него внук его Шилмынь. Но Ханына позвала Елюй–чуцая и спросила его об этом деле. Елюй–чуцай сказал:
— Этого я, как вельможа посторонней фамилии, знать не могу. Есть завещание покойного императора. Должно поступить по оному.
Ханына не послушала его совета и объявила себя правительницей в Хорини».
Далее я беру из «Ган–Му» под 1243 годом.