– Последняя была уже довольно давно. А Андерс…
– Тот факт, что вы живете с полицейским, не дает вам права лезть без очереди, Мона.
– Мало того, это ставит меня в самый
– Расследования никогда не стоят на месте, – ответила Катрина, массируя лоб свободной рукой. Господи, как же она устала! – И мы, и Крипос работаем систематически и без устали. Каждый след, который не приводит нас к цели, все-таки приближает нас к ней.
– Записала. Но мне кажется, эту вашу цитату я уже давала раньше. Хотелось бы чего-нибудь более пикантного. Не могли бы вы, так сказать, добавить перчику?
– Ах вот как, более пикантного? – Катрина почувствовала, как что-то давно сдерживаемое прорвалось наружу. – Ладно, слушай. Ракель Фёуке была прекрасным человеком. Умным, порядочным и деликатным, чего никак нельзя сказать о тебе. Твои долбаные журналистские замашки меня уже достали! Если тебе неймется в выходной, то не тревожь, по крайней мере, ее память! Совсем совесть потеряла, чертова сука! Ну что, хватит перчику или еще добавить?
Высказавшись подобным образом, Катрина изумленно замолчала, поскольку и сама такого от себя не ожидала.
– Вы хотите, чтобы я процитировала это в статье? – спросила Мона До.
Катрина откинулась на офисном кресле и выругалась про себя.
– Ну а вы сами как думаете?
– Учитывая то, что нам еще предстоит сотрудничать в будущем, – сказала Мона, – я думаю, что лучше сделать вид, будто этого телефонного разговора вообще не было.
– Спасибо.
В трубке раздались короткие гудки, и Катрина положила лоб на прохладную столешницу. Это уже слишком, столько всего на нее навалилось. Ответственность. Заголовки в газетах. Нетерпение начальства. Малыш. Бьёрн. Неуверенность в себе. Почему она в воскресенье находится здесь, на службе? Потому что не хочет быть дома с мужем и сыном? Или этого требуют интересы дела? Что толку бесконечно читать отчеты: как своих сотрудников, так и Крипоса? А ведь Мона До права: расследование зашло в тупик и они топчутся на месте.
Посреди парка Стенспаркен Харри резко остановился. Он отправился в обход, чтобы немного подумать, но забыл, что сегодня воскресенье. Пронзительно лающие собаки и неистово орущие дети словно бы соревновались, кто кого перекричит, а еще с ними состязались отдающие громогласные команды родители и владельцы собак. Но даже эти звуки не могли заставить замолчать смутное чувство тревоги, никак не желавшее отступать. Пока внезапно оно не исчезло. Потому что он вспомнил. Вспомнил, где видел левую руку, держащую стакан с водой.
– Как думаешь, человека можно посадить в тюрьму за то, что он заказал резиновую секс-куклу в виде ребенка? – спросил Эйстейн Эйкеланн, листая газету на стойке бара «Ревность». – Я считаю, как бы мерзко это ни звучало, что мысль все-таки должна быть свободна.
– У мерзости должны быть границы, – сказал Рингдал и облизал указательный палец, прежде чем продолжить пересчитывать купюры из кассы. – Вчера у нас был хороший вечер, Эйкеланн.
– Здесь написано, что профсоюзники никак не придут к единому мнению, могут ли игры с секс-игрушками в виде детей привести к увеличению количества нападений на несовершеннолетних или нет.
– Но сюда заходит слишком мало девушек. Может быть, нам ввести скидку на напитки для женщин моложе тридцати пяти?
– Но это же абсурд. Никто ведь не предлагает сажать в тюрьму родителей, которые покупают своим детям игрушечные автоматы и позволяют им понарошку расстреливать своих одноклассников.
Рингдал подставил стакан под кран с водой.
– А почему это тебя так интересует? Ты, случаем, сам не педофил, Эйкеланн?
Эйстейн Эйкеланн уставился прямо перед собой:
– Я, кстати, размышлял на эту тему. Так, просто ради любопытства. Но нет, вроде нигде не свербит. А ты?
Рингдал наполнил стакан.
– Могу заверить тебя, Эйкеланн, что я очень нормальный мужчина.
–
– Это значит, что мне нравятся девочки законного возраста. Как и большинству наших посетителей мужского пола. – Рингдал поднял стакан. – Именно поэтому я и нанял новую барменшу.
Эйстейн Эйкеланн раскрыл рот.
– Она будет работать с нами, – сказал Рингдал. – Так что у нас появится чуть-чуть больше свободного времени. Будем проводить ротацию, да? По системе Моуринью. – Он отпил воды.