Нужен ли анархизм России? Речи бунтовщика

Они пользуются всяким явлением общественной жизни, как в Париже, так и в провинциях. Когда общественному мнению удается принудить короля удалить нелюбимого министра, начинаются празднества и иллюминации. Чтоб привлечь народ, устраивают фейерверки, пускают

ракеты. Если не хватает денег, останавливают, по словам современников, прохожих и «вежливо, но твердо просят немного денег для увеселения толпы». Как только соберется народ, ораторы начинают говорить, объясняют и комментируют события; вскоре образовываются целые клубы под открытым небом. Войска, явившиеся рассеять толпу, не решаются употребить насилия против этих мирно настроенных людей, а фейерверки и ракеты, разрывающиеся в воздухе при радостных возгласах и хохоте народа, умеряют пыл слишком ревностных блюстителей порядка.

В провинциальных городах вдруг показываются на улицах трубочисты, которые представляют и высмеивают заседание парламента, на котором присутствует король. Раздаются взрывы хохота; толпа весело встречает людей, с измазанными сажей физиономиями, изображающих короля или королеву. Акробаты и жонглеры собирают на площадях тысячную толпу и потешают своих зрителей забавными рассказами, задевающими правителей и богачей. Страсти разгораются, возбуждение растет, и горе тому правителю или богачу, который в этот момент попадется в руки толпе: он будет растерзан ею.

Лишь бы мысль работала в этом направлении, - и сколько удобных случаев найдет смышленый человек, чтоб вызвать скопища, собрать на улицах толпу из болтунов и насмешников вначале, а потом из людей, готовых действовать, готовых жертвовать собой, особенно если возбуждение в народе подготовлено самим положением дел и отчаянными поступками безумцев.

Революционное положение и всеобщее недовольство с одной стороны, объявления, вывешенные на стенах, памфлеты, песни и совершение казней над изображениями, с другой - ободряют народ и придают ему смелость; понемногу скопища на улицах становятся все чаще и принимают более угрожающий характер. Сегодня напали в темном закоулке на парижского архиепископа, вчера чуть было не утопили какого-то графа или герцога; властей встречают и провожают с гиканьем и свистом. Словом, проявление народного возмущение становятся все чаще и разнообразнее, и подготовляют день, когда достаточно будет малейшей искры, чтоб эти скопища превратились в мятеж, а мятеж в революцию.

- «Это восстание черни, восстание негодяев и бездельников», - говорят теперь наши честные историки.

- Да, это верно, революционеры буржуа искали себе союзников не среди людей состоятельных, которые в салонах поносили правителей, а на деле гнули перед ними спину; в пригородных кабачках, пользующихся дурной славой, брали они себе товарищей, вооруженных дубинами, когда дело шло о нападении на его святейшество парижского архиепископа.

Если бы революционные действия ограничились нападками на отдельных правителей и на правительственные институты, не касаясь институтов экономических, могла ли Великая Революция быть тем, чем она была на самом деле, всеобщим восстанием народных масс, -крестьян и рабочих против привилегированных классов? Продолжалась ли бы революция четыре года? Подняла ли бы она на ноги всю Францию? Нашла ли бы в себе ту непобедимую силу, которую она противопоставила королям?

Конечно, нет! Историки могут петь хвалебные гимны Учредительному Собранию, Конвенту и всем «messieurs du Tiers», - но мы знаем в чем тут дело. Мы знаем, что революция достигла бы лишь минимального конституционного ограничение королевской власти и не коснулась бы феодального режима, если бы крестьянское население всей Франции не восстало и не поддерживало бы в стране в течение четырех лет анархию - добровольную революционную работу отдельных групп и индивидуумов, освободившихся от какой бы то ни было правительственной опеки. Мы знаем, что крестьянин остался бы вьючным скотом сеньора, если бы Жакерия не свирепствовала с 1788 до 1793 года, - до того времени, когда Конвент был принужден санкционировать законом то, чего уже добились крестьяне: уничтожение без выкупа ленных податей и возвращение Коммунам всех богатств, отнятых у них при старом режиме богачами. Тщетно было бы ждать справедливости от Собраний; они ничего бы не дали народу, если бы голыши и санкюлоты не бросили на парламентские весы своих пик и дубин.

Но, ни агитация против министров, ни вывешивание в Париже объявлений, направленных против королевы, не могли подготовить восстание в деревнях. Восстание это было результатом общего состояние страны, результатом агитации людей, которые вышли из народа и направляли свои нападки на его непосредственных врагов: сеньора, священника - собственника, скупщика хлеба и толстого буржуа.

Этот род агитации еще менее известен, чем тот, о котором мы только что говорили. У нас есть история Парижа, но историей деревни никто еще не начинал заниматься серьезно; история не знает крестьянина; но те немногие сведения, которые дошли до нас, дают нам о нем некоторое представление.