Несколько раз нам попадались сквозные промоины, куда вода устремлялась со страшной скоростью, образуя большие воронки. Понятно, что эти места мы старались обойти подальше. Часа через два такого хода мы вышли сухими из воды и попали на относительно ровный лед, движение по которому было несложным. Местами на его ровной поверхности попадались неглубокие присыпанные снегом лужи, но это не замедляло нашей резвой иноходи, тем более что вскоре я увидел высокое характерное здание элеватора. Казалось, что расстояние между нами и Черчиллом стремительно сокращается, и это знакомое многим путешественникам ощущение близости заветной цели вызывало цепную реакцию самых разнообразных чувств, придавая нам всем энергии и мобилизуя все наши резервные силы. Нам с Джоном удавалось сохранять лидерство, и даже у меня откуда-то появился шаг немыслимой до этого ширины – ботинки вгрызались в лед всеми своими шипами, придавая моим движениям силу, уверенность и определенную грацию (так мне, во всяком случае, казалось).
Вскоре и без того ровный лед стал еще ровнее. Мы вышли на огромный по своей протяженности участок сглаженного дождями припайного льда и припустили, что называется, в галоп. Во время короткого перерыва Ульрик сообщил, что скорость наша временами достигала 9 километров в час!
Однако непреложный закон жизни гласит: «Все хорошее кончается достаточно быстро», и вскоре мы увидели прямо по курсу нагромождение торосов. Перед предстоящим штурмом решили устроить привал. Томас и Мартин свою палатку не ставили и ограничились отдыхом на каноэ. Этим обстоятельством немедленно воспользовался практичный предводитель, получивший после вчерашней ночной катастрофы вполне официальный статус бездомного. Он быстренько, пока Томас и Мартин не передумали, поставил их палатку и забрался в нее. Мы с Джоном расположились в своей. Излишне говорить, что во время перерыва поднялся ветерок и пошел снег. Тем не менее мы славно отдохнули два часа.
Линия торосов, к которой мы подошли, оказалась пограничной между нашим полем припая и огромным пространством чистой воды, простиравшимся в нашем направлении насколько хватало глаз. Только в бинокль можно было различить на противоположной стороне этого гигантского разводья нечто похожее на ледовую кромку. Припай это или дрейфующий лед – определить с такого расстояния было невозможно. Похоже, что сегодня наши многострадальные каноэ, волочившиеся за нами по дикому бездорожью, жесткие записки которого отчетливо читались на их малиновых боках, решили отыграться за все и устроили нам свой каноэнический день!
После короткого обсуждения мы приняли решение о переправе через полынью. Уилл решил не рисковать и направил свое каноэ не напрямик по курсу на Черчилл, а вдоль кромки припая. (
Несмотря на интенсивную работу веслами, мы стали подмерзать. Возможно, это обстоятельство вкупе с неутолимым желанием поскорее добраться до Черчилла и послужили причиной того, что мы с Джоном решили изменить курс и пойти напрямик к видневшейся на горизонте спасительной белой кромке. Уилл, заметив наш маневр и следуя замечательному принципу мудрого предводителя: «Не можешь управлять процессом в правильном с твоей точки зрения направлении, возглавь неправильное!», тоже повернул свое каноэ. И началась гонка на выживание. Мы спешили, как могли, чтобы не стать случайно заложниками изменившейся погоды. К счастью, нам это удалось.
Стуча зубами и костями от холода, мы выбрались на кромку льда, оказавшемуся, к нашей радости, припаем такого же качества, как и тот, по которому мы шли до этого разводья. Какими легкими нам показались наши каноэ! Мы продолжили бег и через полчаса уже согрелись.