NWT. Три путешествия по канадской Арктике

При таком отношении к фотографированию я бы должен был обрадоваться, когда, потянувшись рукою к верхнему карману куртки, вдруг не обнаружил там моей фотокамеры. Однако я самым неподдельным образом огорчился от такого открытия – камеры сегодня явно не хватало! Перед выходом на маршрут я предусмотрительно, как мне казалось, переложил ее из глубин рюкзака в нагрудный карман, с тем чтобы она была поближе – предстоял очередной день путешествия по глубокому живописному каньону реки Хорнуэй, где, со всей очевидностью, ни один канадский Макар до нас не гонял никаких канадских телят. Где и как я успел камеру посеять, оставалось только гадать. Собственно, это было и немудрено – наше движение сегодня никак нельзя было бы отнести к разряду ламинарных процессов, налицо была ярко выраженная турбулентная составляющая, обусловленная крайне неровным рельефом льда реки, по которой мы двигались. Скорее всего, камера была «под рукой», как я рассчитывал, весьма недолгое время, а затем, после первого же серьезного ухаба и вызванного этим моего кульбита на лыжах, она оказалась «под ногой», откуда возврата не было. Жаль было до невозможности!

Поначалу впереди была Такако, но, попрыгав немного среди огромных валунов, ледовых надолбов и таких глубоких сугробов, куда даже на лыжах можно было провалиться чуть ли не по пояс, она уступила первенство нам с Ульриком. Собаки шли довольно уверенно и на участках, где снега было мало, даже доставали меня. В то же время преодолеть глубокие сугробы без нашей помощи им было трудно, и мы так и двигались в рваном темпе. Постепенно ширина каньона уменьшилась метров до десяти – пятнадцати.

Здесь были особенно высокие и хаотично разбросанные ледовые надолбы. Я только на мгновение представил, как полноводная Хорнуэй втискивает свое мощное упругое пенное тело в этот узкий канал, ограниченный с двух сторон 100-метровыми отвесными скальными стенами. Вот тут ее бешеная энергия, концентрируясь в небольшой области, и искала выход, пытаясь выплеснуться через каменные барьеры, река кипела, вращалась в диком танце водоворотов, выла, стонала на сотни голосов и перебрасывала между берегами невесомые разноцветные мосты радуг, сотканные из мириадов брызг. Мне казалось, что эти ледяные ухабы и есть застывшие на бегу огромные пенные валы разбушевавшейся в своей неукротимости реки. Боже! Где же моя камера!?

Вскоре берега отступили, и мы вышли на очередной широкий разлив реки, где можно было двигаться в более равномерном темпе. Мы с Ульриком периодически сменяли друг друга на посту лидера. После короткой передышки реке и нам вместе с ней предстояло очередное испытание – река снова ныряла в каньон. Отсюда, с залитой солнцем безмятежной речной долины, черная входная расселина каньона выглядела мрачно и несколько устрашающе. Мне все это напомнило пейзажи, которые я неоднократно видел в вестернах – коричневые скалы, синее небо. Дополняя картину, с левого, ближнего к нам, отвесного скалистого склона оторвался огромный орел и, раскинув мощные крылья, практически завис над нами, паря и медленно поднимаясь в восходящем потоке. Красота необыкновенная! Приглядевшись, я рассмотрел метрах в сорока над поверхностью реки и покинутое им гнездо – солидное сооружение из веток на небольшом уступе скалы.

Мы вошли в каньон. Он оказался еще более узким, чем предшествующий, и мы уже начали опасаться, протиснемся ли мы через него вообще. На одном из поворотов, когда каньон уже перешел в невообразимо узкий – не более трех метров шириной – и длинный засыпанный снегом проход, напоминающий коридор коммунальной квартиры, шедший впереди Ульрик внезапно поднял вверх скрещенные лыжные палки. Это означало, что всем нам следует немедленно остановиться. Мы остановили собак, и я подъехал к Ульрику узнать в чем дело. Он вполголоса сказал, что видел впереди какого-то зверя, предположительно росомаху. Я вынул из чехла ружье, и мы осторожно прошли вперед, но ни росомахи, ни следов ее не нашли. Усомнившись в том, что действительность, данная Ульрику в ощущениях, в данном случае соответствовала реальности, мы, тем не менее, спорить с ним не стали.

Примерно к полудню мы, продолжая двигаться в нашем живописном и изобилующим живностью каньоне, попали в зону глубокого и очень рыхлого снега. Особенно тяжело было нашей, лидирующей упряжке, прокладывающей путь. Мне приходилось буквально упираться и всем телом толкать нарты, всяческими присвистываниями и улюлюканием вдохновлять и подгонять собак. Нарты глубоко проваливались. Хорошо еще, что они были относительно легкими – практически весь запас собачьего корма, на который и приходился основной вес груза, был уже съеден.