o 8b191ad8675a2039

голову к розовому соску и укусил – почувствовав металлический, соленый вкус на губах.

Марта зарыдала.

-Я еще даже не начал, - рассмеялся он.

-У меня крови, - задыхаясь от слез, сказала женщина. «Пожалуйста, не надо».

Орсини проверил – не врала. «Не понесет, значит, - подумал мужчина и стащил ее с кушетки

на пол.

-На колени! - она опустила голову, отвернувшись, сжав губы, и Орсини, достав свой кинжал,

сказал:

-Ты, дорогая моя, будь податливей. Я не люблю, когда женщина зазря ломается.

Марта молчала, не смотря вверх, и вдруг почувствовала хлесткую пощечину. «Ну! -

потребовал Орсини, нажав клинком ей на горло.

Она опустила веки, молясь, чтобы это быстрее закончилось.

-Проглоти, - усмехнувшись, потребовал потом Орсини. «Так, чтобы я видел. А теперь

улыбнись, и скажи: «Спасибо, ваша светлость».

Она все сделала – из подбитых глаз катились быстрые, неудержимые слезы.

Застегиваясь, он сказал: «Рот не мой сегодня, чтобы помнила. Летом встретимся, - он

вышел, даже не посмотрев на так и не поднявшуюся с колен женщину.

Марта, еле добравшись до своей опочивальни, склонилась над серебряным тазом для

умывания – ее рвало, до тех пор, пока внутри нее не осталось ничего – только пустота и

ненависть.

Вероника поменяла примочку и нежно обняла подругу. «Через три дня все пройдет, милая.

Не волнуйся».

Марта сжала руку подруги. «Меня никогда еще…»

-Ну, - Вероника положила голову Марты себе на плечо, - никто из женщин этого пока не

избежал, - тем или иным путем. Такой уж у нас мир – мужчины делают то, что они хотят, а

женщинам остается подчиняться.

Марта внезапно поднялась на локте.

-Я убью его, - спокойно сказала она, глядя в карие глаза подруги. «Сама, или чьими-то

руками – но убью. Помяни мое слово».

Она легла навзничь и закрыла глаза. «Будто мертвая, - поежилась Вероника и ласково

поцеловала ее в щеку: «Ты поспи. Поспи и все пройдет. Все будет хорошо, девочка моя».

Дети уже прыгали в гондоле, стараясь раскачать ее как можно сильнее, как вдруг Вероника

внезапно привлекла Марту к себе, и шепнула что-то на ухо, покраснев.

-Ну, наконец-то хорошие новости! Я так рада, - сказала та, вставая на цыпочки, обнимая

подругу.

-И обещай мне, что потом слезешь с этих дзокколи – для ребенка они не полезны. Обещай,

что будешь лежать на кушетке и есть конфеты. И пиши мне, пиши!

Марта села в лодку, и Вероника, запахнув шаль, перекрестила ее на прощанье.

-Да-да, именно так, синьора Марта, - Аллесандро Аллори погрыз рукоятку кисти.

«Наклонитесь чуть-чуть. У вас в доме важный гость, вы ему принесли угощение. Вот так и

стойте».

Он прошел к мольберту.

Посмотрев на пустой поднос у себя в руках, Марта спросила: «А как же посуда?».

Аллори, что набрасывал очертания ее фигуры на дереве, рассмеялся.

-Вы ее просто не удержите. Я и поднос скоро заберу, как только намечу основные линии.

Вам еще потом для Марии позировать, там более сложно будет. А посуду потом кто-нибудь

из учеников напишет. Аллори махнул кистью в сторону Аурелио Ломи, который занимался с

Теодором за большим столом.

-Вот, синьор Ломи, например.

-Ваш сын, - повернувшись, сказал Аурелио, - удивительно талантлив.

-Его отец хорошо рисовал, - Марта вспомнила кольцо, сделанное, по приказу Селима, –

ракушка, полная алмазов, и внезапно пожалела, что не забрала из гарема хотя бы его. «Все

была бы память, хотя и Теодора, конечно, с лихвой достаточно».

-Я не о живописи, синьора Марта. Теодор чувствует линию и соблюдает пропорции – уже

сейчас. Из него может выйти отличный архитектор – как синьор Андреа Палладио, например,

- сказал Аурелио.

-Я буду воином, - упрямо сказал мальчик, копируя чертеж моста из «Четырех книг об

архитектуре». «Как мой батюшка».

-Можно строить крепости, - мягко сказал Аурелио. «Так ты можешь быть воином и

архитектором одновременно».

- Расскажи, - потребовал Теодор.

Из дальнего угла мастерской доносились нежные звуки лютни – там занимались Тео и

синьорина Маддалена, знаменитая флорентийская музыкантша.

Аллори только рассмеялся, когда Марта, помявшись, сказала: «Конечно, честь позировать

вам, - но ведь у меня, же дети…»

-Приводите их сюда, - разрешил живописец, - найдем им занятие.

Левая сторона картины еще была пуста. «Иисуса напишу позже, - объяснил синьор

Аллесандро, - я всегда начинаю с женских фигур, они более трудоемки»

На Марте было платье нежно-зеленого шелка, убранные наверх волосы, прикрывал чепец из

такой же ткани.

-Когда начнем работать над Марией, - задумчиво сказал Аллори, - я вас попрошу поменять

туалет и распустить косы. Ваше синее платье с кружевом – вот! Отлично будет сочетаться

по цвету.

-Я всегда любила эти строки,- Марфа чуть вздохнула, - руки все же затекали. «Я есть

воскресение и жизнь».

-В каждом из нас, - Аллори, чуть касаясь доски, прорисовывал черты лица, - есть и то, и

другое. И Марфа, и Мария.

-Я думала, это только о женщинах, - Марта улыбнулась.

-О нет, - художник отступил от доски, и, склонив голову, вгляделся в сделанное, - это обо

всех. Мужчины, синьора Марта, - они тоже за своими хлопотами, - войнами, походами в