o 8b191ad8675a2039

-Вон, - показала Мария на южный берег реки, - склады «Клюге и Кроу», Питер сейчас уже

там, наверное, он еще до рассвета уехал. Я ему сказала – пусть, пока он здесь, живет в

Сити, удобней же, там дом открыт, хоть мы его и не используем, но…

-Он вам ответил, что хочет с дочкой побыть подольше? – мягко закончил Джованни. «И

правильно, я бы тоже на его месте так поступил».

-Он очень много работает, - озабоченно сказала Мария. «И на континенте, и когда здесь. И

ведь он совсем один - первая жена его умерла, когда они еще молодыми были, а…- она

вдруг прервалась и спросила: «А ее мать, - Мария кивнула на девочку, - вы ее знали?».

-Видел один раз, - вздохнул Джованни.

-Она, наверное, очень красивая была? – нежно сказала Мария, глядя на просыпающуюся

Элизабет.

-Очень, - ответил мужчина, вспомнив распухшее, окровавленное лицо, изломанные, с

вырванными ногтями пальцы.

-Как жалко ее, - женщина плавным жестом взяла девочку и, прижав к себе, покачала. «Уже

никогда матери не узнает».

-Ну, если Пьетро женится, - улыбнулся Джованни, - а он вроде собрался…

-Слава Богу, - искренне проговорила Мария, - скорей бы. Так хочется, чтобы он был

счастлив…

-А вы счастливы? – вдруг спросил Джованни, глядя на Лондонский мост, по которому текла

шумная череда повозок, карет и всадников. Лавки бойко торговали , толпа перекрывала

узкий проход между построенными на обеих сторонах моста домами. На южном конце, у пик

с насаженными на них головами преступников, кружились вороны.

-Ужасно, - поморщилась Мария. «У вас тоже так делают?»

-Так везде, - Джованни грустно улыбнулся и подумал, что она не ответила на его вопрос.

-Я помню, - сказала она, и поставив Элизабет на землю, держа ее за руки, стала смотреть,

как бойко ковыляет девочка. «Она молодец - очень хорошо ходит, для своего возраста, и

говорит уже много. А счастлива ли я – дети здоровы, а что матери еще надо? А вы, синьор

Джованни, счастливы?- Мария посмотрела на него снизу, - черными, большими глазами.

-Сейчас – да, - твердо ответил он.

-Мама! – раздался откуда-то почти от моста, отчаянный голос одного из мальчишек. «Тут

сладости!»

-А как вы их различаете? – улыбаясь, спросил Джованни, когда они шли к лотку.

-Ой, - рассмеялась Мария, - у меня глаз наметанный. Я же с ними одна все время, вижу, как

они растут и меняются.

Она, было, потянулась за кошельком, но Джованни ее остановил: «Позвольте мне».

-Спасибо, - Мария покраснела. Элизабет указала пальцем на вафлю и приказала Джованни:

«Хочу!»

«Сразу видно внучку Козимо Медичи», - усмехнулся он про себя и отсчитал деньги.

Торговка посмотрела вслед семье и вздохнула, перекладывая товар на лотке. «Ну почему

так всегда?», - подумала она. «Такой красивый мужчина, высокий, – а жена у него толстая и

низкорослая. А смотрит-то он на свою миссис как – ровно кроме нее, и нет никого вокруг. Эх,

везет же некоторым!»

В галереях вокруг главного зала Лондонской Биржи, в дорогих лавках, царила тишина – тут

не было смысла зазывать посетителей, тут за одну покупку торговец получал столько,

сколько на Лондонском мосту не выручали за неделю.

-Пойдемте к Питеру, - вдруг улыбнулась Мария. «Во-первых, у него и вправду хорошие

ткани, а во-вторых – я там всегда оставляю детей, приказчики их развлекают, если мне

потом надо куда-то еще отлучиться».

-Вам на платье? – спросил Джованни, глядя на многоцветные рулоны перед ними.

-Да, - Мария зарделась. «У Питера отличный выбор, но все такое яркое».

-Это хорошо, когда яркое, - ворчливо отозвался Джованни. «Тем более тут у вас такая

унылая погода..Ну, если вам надо скромное, то берите вот это – не пожалеете».

Он положил руку на голубовато-серую, тонкую итальянскую шерсть.

-Почему? – Мария вскинула глаза.

-Потому что она лучшего качества. Смотрите, - кивнул Джованни. Она положила свою руку

рядом, и тут же убрала. «Да, действительно, какая мягкая. А вы разбираетесь в тканях?»

-Зря, что ли, моя семья ими уже двести лет торгует? – сердито ответил Джованни.

«Пойдемте, пусть дети тут побудут, а я вас научу кружева выбирать».

-Мне нельзя кружево, - вздохнула Мария.

-Это еще почему? – удивился он, и вдруг вспомнил ее слова о музыке: «А кружево-то чем

провинилось? Отвлекает от мыслей о Боге?», - насмешливо спросил Джованни.

-Считается – суета, - тихонько сказала женщина. «Вы ведь тоже протестант».

-Меня с моей женой покойной сам Кальвин венчал, - Джованни вдруг разозлился.

-И я у него, у Кальвина, учился. Так что да, синьора Мария, я хороший протестант. Я поэтому

и ушел от католиков, что люблю думать своей головой, а не слушать кого-то. И моя голова, -

не самая глупая в мире, уж поверьте, - мне говорит, что в музыке ничего плохого нет. И в

кружеве тоже. Если бы у меня была жена, - он вдруг помолчал, - я бы только радовался,

видя ее в кружеве и шелках. Ну, - он улыбнулся, - смотреть-то вам можно на него?

Она молчала.

-Вот и посмотрим, - сказал Джованни.

-Какие красивые! – восхищенно проговорила женщина, погружая руки – по запястье, - в

каскад кружев.

-Это брюссельские, - улыбнулся Джованни. «Нитки для них прядут обязательно в

полутемных, сырых комнатах – чтобы лен не пересушивался, и оставался мягким. За весь