o 8b191ad8675a2039

ее сладкую, женскую тяжесть и заставил себя замолчать.

-Работаю, - сказал он глухо, потершись щекой о ее мягкие косы. «Стараюсь выжить по мере

возможности. Вечером прихожу домой и читаю».

-Что? – ее черные, наполненные искрами, глаза были совсем рядом.

-Древних, - он хмыкнул. «Они спокойней».

-Горация с Овидием? – она прищурилась.

- Их тоже, - Джованни помедлил, вспоминая.

- Ты гадать перестань: нам наперед знать не дозволено, Левконоя

-Пользуйся днем, меньше всего веря грядущему, , - завершила Мария и, улыбнувшись,

посерьезнела. «Вот только я доверяю будущему».

-Я тоже, - сказал он, глядя в ее дивные глаза.

-Еще читаю Библию, - он вдруг рассмеялся. «Мне же нельзя дома держать ничего из наших

книг, опасно это, вот и остается только она». Он помолчал, и, проведя пальцами по ее щеке,

сказал:

- O sposa mia, miele e latte son sotto la tua lingua.

Мария, повернувшись, поцеловала его, и он понял – действительно, молоко и мед были на

устах ее.

-Ну, и не только Библию. Давай-ка, послушай, - Джованни, улыбнувшись, потянулся за

маленьким томиком, лежавшим на столе, и стал читать ей «Декамерон» - новеллу о юноше,

что поступил садовником в женский монастырь.

Он читал, переводя с листа, обнимая ее одной рукой, чувствуя, как бьется ее сердце. Когда

он закончил, и отложил книгу, ее щеки были ярко-алыми, и она глубоко, прерывисто

вздыхала.

-Понравилось? – он очень осторожно провел губами по шее, чувствуя, как пахнут ее волосы

– весенними цветами. Мария вдруг развязала чепец, скинув его на пол, и сказала, не

поворачиваясь:

-Распусти мне косы.

Локоны упали в его руки – тяжелые, черные, блестящие, и, прежде чем отнести ее наверх,

Джованни зарылся в них лицом, благословляя тот день, когда увидел ее.

Он подхватил ее на руки и, усадив на кровать, увидел, как под скромной, серой тканью

платья светится ее тело. «И вправду, будто мрамор», - подумал он, опускаясь на колени.

Она обжигала губы, как полуденное солнце.

Мария вдруг наклонилась и шепнула что-то ему на ухо.

-Уверена? – спросил Джованни и вдруг увидел, как ее глаза мгновенно наполнились

слезами. «Да уже шесть лет как», - сказала она, отвернувшись.

-Прости, прости, пожалуйста, - он стал целовать ее и вдруг горько подумал, что Господь все

же иногда бывает, несправедлив – как можно было отказать этой женщине в материнстве?

-Ничего,- сказал он нежно, так нежно, как только мог. «Ничего, любовь моя. Это неважно».

А потом он уже больше ничего не мог говорить, – потому что Мария была вся в его руках.

Она принадлежала ему, - и это было лучше, чем все его мечты.

Она вдруг почувствовала то, что, - как она думала, - никогда в жизни уже не испытает, и

успела отчаянно, до крови, закусить руку.

-Нет, - попросил он. «Пожалуйста, любовь моя. Я хочу слышать».

И он услышал – подумав еще, что запомнит это навсегда.

Потом она долго лежала с закрытыми глазами, тяжело дыша, даже не отвечая на его

поцелуи.

-Прости, - наконец, сказала она. «У меня еще ни разу так не было».

Джованни рассмеялся и осторожно устроил ее рядом: «Теперь будет всегда, поверь. Тебя,

Мария, Господь сотворил такой. Я всего лишь немного помог, вот и все».

Она покраснела – вся, и потянула на себя простыню.

-Не надо, - сказал он, останавливая ее руки. «Не надо, Мария».

-Я, - она вдруг запнулась, отвернувшись.

-Ты прекрасней всех, кого я видел в жизни, - сказал он, мягко прижимая ее к себе.

-Но ведь,- она все еще краснела. «Я же рожала».

-И хорошо,- усмехнулся Джованни и умостил ее всю в своих руках. «Я, знаешь ли, это сразу

заметил», - он обхватил ладонями ее тяжелую, большую грудь. «Я хоть и протестант, но все

же итальянец – если я привезу тебя в Рим, мне придется держать тебя взаперти,- иначе все

мужчины сойдут с ума».

-Расскажи мне про свой город,- попросила она, положив растрепанную голову на его плечо.

-Стой, - вдруг сказал ди Амальфи и вдохнул ее запах – свежий хлеб и совсем немного

пряностей. «Ты пекла что-то?»

-Ну да, - улыбнулась она. «Детям к завтраку».

-Про Рим – потом, - твердо сказал он. «Позже».

-А сейчас что? – еще успела спросить она, - недоуменно, и оказалась прижатой к постели –

так, что не могла и пошевелиться.

-Сейчас – разное, - пообещал Джованни. «Но тебе понравится».

-Новый шрам, - он, улыбаясь, посмотрел на отпечатки ее зубов у себя на плече.

Мария покраснела и провела пальцами по шраму старому– слева, под ребрами.

-Что это? – спросила женщина.

-Это с прошлого года, с той поры, как…- он помолчал.

-Ты пошел туда вместо него, - Мария вдруг нежно поцеловала след от ранения.

-Он же мой друг, - Джованни погладил ее по голове. «Он бы сделал то же самое для меня».

-А больше и нет шрамов, смотри-ка, - вдруг хмыкнула она.

Ди Амальфи вдруг вспомнил любимые слова Джона.

-Я просто не лезу на рожон, а спокойно работаю», - зевнул он. «И потом, мне скоро сорок – в

этом возрасте только дураки размахивают шпагой направо и налево».

Она сидела, скрестив ноги, и Джованни потянул ее к себе.

-А теперь ты мне рассказывай про себя, - попросил он, устроив ее рядом. «Прямо с самого

рождения».

-Почему? – спросила она.

-Потому, что я тебя люблю, - он с удовольствием увидел, как Мария смутилась, и добавил: