ноги. В джунглях, по дороге в Картахену, она еще раз пыталась сбежать, ночью перетерев
веревки, которыми он ее связал. Девку поймал один из солдат, а на привале, сидя у костра,
следующим вечером этот самый солдат схватился за ногу, и зашипел – его укусила змея.
Утром, обернувшись на труп, девка сказала, улыбаясь тонкими, красивыми губами: «Так
будет и с тобой». Именно тогда он заткнул ей рот тряпками, а, добравшись до наезженной
дороги, наняв возок - запер в нем.
Она расковыряла дно и пыталась выпрыгнуть на ходу.
Себастьян постучал молотком в дверь и опустил голову, ожидая. Тяжелые створки
распахнулись, и он пошел вслед за монахиней, в тишину и прохладу сада.
Мать-настоятельница ждала его на выложенной грубым камнем террасе.
- Я получила вашу записку, сеньор Себастьян, - мягко сказала она. «Я очень сочувствую
вашему горю, поверьте».
Он на мгновение закрыл глаза и вздохнул: «Спасибо, сестра».
- Здесь, в монастыре Святой Терезы, вашей девочке будет хорошо, - она перекрестилась и,
внимательно посмотрев на мужчину, подумала: «Надо бы ему намекнуть, что дочери
хороших семей не приходят в монастырь с пустыми руками».
«Еще и платить за эту дрянь, - выругался про себя Вискайно, а вслух сказал: «Разумеется,
сестра, я внесу пожертвование, и еще – Белла выразила желание стать невестой Иисуса,
так, что пусть она примет постриг, ну, когда это у вас положено».
- Конечно, сеньор Себастьян, - с готовностью отозвалась настоятельница. «А где ваша
девочка, давайте, я позову сестер, и мы препроводим ее в кельи. У нас есть послушницы ее
возраста, у нее будут подруги. Девочки ухаживают за садом, они помогают на кухне…
Себастьян, прервал ее, движением руки. «Видите ли, сестра, - сказал он мягко, - после
смерти матери Белла, как бы это сказать, несколько расстроена. Она плачет, говорит какие-
то непонятные вещи, вбила себе в голову, что я – ей не отец…, В общем, ей, наверное,
какое-то время стоит побыть одной».
Он вдохнул запах осенних, пышных цветов и добавил: «Она все время хочет убежать –
верит, что мать жива, и что она ее ждет».
- Бедное, бедное дитя, - вздохнула настоятельница. «Но ничего, сеньор Себастьян, любовь
Иисуса и Божьей Матери лечит страдающие сердца. Пойдемте, я сама отведу ее в келью, и
попрошу, чтобы за ней ухаживали особенно тщательно».
«Чтобы только это тварь окончательно помешалась, - искренне попросил Себастьян, идя к
возку. «Не хочу я брать такой грех на душу – убивать крещеное создание, хоть оно и отродье
бандита и шлюхи. Пусть сойдет с ума и сдохнет сама, пожалуйста».
- Белла, - тихо позвал он, снимая замок с двери возка, - мы приехали.
Из темноты донесся поток отборных ругательств и настоятельница ахнула: «Сеньор
Себастьян!».
Девчонка выпрыгнула на землю, и тут же, ужом, метнулась под возок – Вискайно едва успел
поймать ее за треснувший подол.
-Cabron! – выплюнула девка и тут же, невинно, добавила: «Он сам такое говорит, я только
повторяю»
- Попрощайся со своим отцом, Белла, - сухо сказала монахиня.
-Он мне не отец, - девка упрямо вздернула подбородок и тряхнула грязными волосами. «Мой
отец – Ворон».
Настоятельница взяла ее сильными пальцами за руку, и девка, вскинув зеленые глаза, - под
левым красовался синяк, глядя на Себастьяна, рассмеялась: «Гори в аду».
Монахиня потащила упирающуюся, вырывающуюся девку внутрь, и Себастьян, облегченно
вздохнув, перекрестился.
- Ну а теперь, - в Рим, - Себастьян расплатился с возницей и быстрым шагом пошел к
гавани. «Пусть, - улыбнулся он, - глядя на тихую, бирюзовую воду, - пусть сгниет здесь, по
соседству с этим проклятым Куэрво. Вот и славно, - где отец свою смерть нашел, там пусть и
его отродье подыхает».
Сверху раздался шелест крыльев. Себастьян поднял голову, и увидел, как чайки
рассаживаются на сером булыжнике набережной. Большой, белый альбатрос парил над
выходом в открытое море. «Как раз там, где эта собака взорвал свой корабль, - вспомнил
Себастьян.
Альбатрос поймал порыв ветра, и, пролетев над головой Себастьяна, покружив над
собором, - опустился на черепичную крышу монастыря.
Интерлюдия
Гоа, осень 1600 года
На темной воде маленького бассейна колыхались цветки лотоса. Здесь, в тени пальм, было
почти прохладно, и Джованни, посмотрев на женщину, сидящую напротив, смешливо сказал:
«Вот уж не ожидал, что это вы. Я же вас уже видел, в соборе, сеньора Амрита».
- Я вас тоже запомнила, - темно-красные губы чуть улыбнулись, и она, указав на столик
резного дерева, сказала: «Берите, хоть и не очень жарко пока, но все равно – лучше
кокосового молока ничего не найдешь. И халву возьмите, я ее из этих орехов делаю, что
португальцы сюда завезли, когда я еще молодой была.
-Вы и сейчас молоды, - Джованни посмотрел на сеньору и добавил: «Вы же, наверное,
младше меня».
Она покачала красивой головой – волосы цвета красного дерева, побитые сединой, были
разделены, пробором и заплетены в уложенную на затылке косу. Гранатового цвета сари,
расшитое золотом, облегало ее смуглые плечи. Она поправила кружевную накидку и грустно
сказала: «Я вас старше. Ну, впрочем, это неважно. Вы здесь надолго, или так, проездом?».