О чае, о кофе, о любви...(СИ)

Егор появляется через пару минут, натянув кое-как джинсы, взъерошенный, но такой домашний, что напряжение так и не возникает в небольшом пространстве кухни. Мы молчим. Но это хорошее молчание. Нужное. Я разливаю кофе по чашкам и пристраиваюсь на стуле, подобрав ноги. Егор почти вторит моей позе, и мы, заметив это, синхронно усмехаемся. Хорошо. Первые обжигающие глотки крепкого напитка дополняют последними верными штрихами мою картинку. И я отчетливо понимаю, что хочу… Хочу жить именно так. Точка.

Звонок в дверь. Еще один короткий и два длинных. Никогда не понимал, что они означают. Сейчас для меня это сигнал бедствия и больших перемен. Я застываю с чашкой кофе в руках, вздыхаю и прошу Всевышнего: «Не сейчас… Пожалуйста!» Но, видимо, закончился мой лимит, и звонок снова рассекает тишину квартиры. Илья. Егор напрягается, я слабо улыбаюсь ему, заранее испрашивая прощения, и иду открывать.

– Вот ты где, свет мой.

Илья невозмутимо отстраняет меня от двери и сразу проходит в комнату, на ходу снимая пальто. Разворошенная постель и тяжелый насыщенный аромат секса, пропитавший квартиру, не требует пояснений. Илья хмыкает и перекатывается с носков на пятки, засунув руки в карманы брюк.

– Не скучаешь, вижу, совсем.

– Илья, – пытаюсь прервать я его. – Может быть, потом поговорим?

– Отчего же потом? Самое время.

– Ладно, – соглашаюсь я.

Но мы оба молчим. Я не хочу оправдываться. А Илья, не привыкший к проявлению бурных эмоций, только играет желваками, накручивая себя где-то глубоко внутри. Он тщательно подбирает слова, чтобы ударить в самую сердцевину. Я жду. Он прав.

– Жень, – на пороге комнаты застывает Егор.

Я судорожно вздыхаю и, встречаясь с жестким взглядом Ильи, понимаю, что он нащупал то самое слабое место, куда нужно бить.

– И что, все так серьезно? – припечатывает Илья вопросом.

Я сглатываю вязкую горечь слюны и признаюсь:

– Очень.

– А у тебя? – поворачивается Илья к Егору. – Тоже очень?

Егор молчит. Он смотрит на меня и молчит.

– Хм… понятно, – усмехается Илья, вскрывая неприкосновенные запасники боли, хранящиеся в моей душе. – Глупо, Жень, пошло и мелодраматично, – точными рублеными ударами превращает он мое счастье в неприглядную картинку адюльтера.

– Ты не прав! Ты не знаешь! – мой крик заканчивается почти беззвучным сипом.

– А должен знать! Я должен знать, Жень! За два года отношений я имею право знать об этом! – вколачивает Илья гвозди восклицаний в меня. И это больно. Почти физически.

Егор деревянными движениями подбирает одежду. Одевается и обращается к Илье:

– Извини. Моя вина. Я не знал… – поворачивается ко мне. – Жень… – и, прерываясь, качает головой.

Я дико впиваюсь в него взглядом, пытаясь подобрать слова и объяснить… Но слова, нужные и верные, все не находятся, а секунды, отведенные мне, истекают. Егор уходит. Комнату отчаянно и плотно заполняет опустошение. Я обессиленно опускаюсь на кровать, обхватываю подушку и, уткнувшись в нее лицом, вдыхаю еле заметный запах Егора. Внутри скребет, воет, разрывает на части. Надо мной, словно палач, нависает Илья.

– Дрянь, – голос Ильи глухой и сиплый. – Зачем же ты так?

После ухода Ильи долго не нахожу в себе сил и желания закрыть дверь. Как будто это будет точкой всему тому, что было и случилось.

Свернувшись клубком среди развалин моей жизни, я то проваливаюсь куда-то, то всплываю на поверхность. Сознание, не желая принимать катастрофу, строит для меня параллельные реальности, где не было Ильи. Путаясь между явью и сном, плыву в бесконечности и выныриваю, только когда меня резко встряхивают и выдирают из свитой в гнездо постели. Я тупо созерцаю знакомого и не знакомого парня, который, отвесив мне пару оплеух, расталкивает и ставит на ноги. Матерясь, он тащит меня в ванную, не церемонясь включает душ, начинает сдирать одежду и выговаривает:

– Оставь тебя, придурка, без присмотра, стопроцентно куда-нибудь вляпаешься. Что случилось? Быстро мне рассказал.

Я, стряхивая оцепенение, рассматриваю парня. Короткие волосы, намокнув, завиваются смешными кудряшками, обрамляя знакомое лицо.

– Марта?! – в изумлении пялюсь я на видение.

– Мартин, – грубо вытряхивая меня из остатков одежды, заявляет видение. – Теперь Мартин. Запомни, а лучше запиши.

После насильственного приема душа я иду на кухню. Бардак в личной жизни уже перерос границы моего восприятия, и я взираю на Марту-Мартина во все глаза, как догме внимая пояснениям к переменам.

– Понимаешь, Жек, если нельзя стать женщиной, я решил быть мужчиной. Не хочу быть чем-то средним, не хочу быть тем, кого и назвать-то одним словом невозможно. Оно. Я все обдумал, взвесил, выпил и решил. Точка.

– Что-то до фига точек в моей жизни, – подаю я наконец голос.

– Опора на четыре точки наше всееее, – ржет мне нервно Марта-Мартин в ответ.– Ну как я тебе?

– А ты сможешь? – не сдаюсь я.

– А куда я теперь на хуй денусь?

– Ну… – впадаю я в размышлизмы.

– Не думай. Шевели задницей, Жень. У тебя там принц в истерике и пожарные приперлись. А ты тут строишь из себя спящую красавицу.

– Ох ты ж бля! – подпрыгиваю я на месте и мечусь по кухне.