О чем молчит ласточка

«Ага, поздравь еще», – громко стуча по клавишам, написал он. Юра, конечно, не услышал этого, но смену настроения похоже уловил.

«Ладно-ладно, юмор в сторону. Вижу, что ты не в духе».

Володя не стал отвечать – видел, что Юра продолжает печатать.

«Володя, а что, собственно, тебя беспокоит? Двоюродным дедушкой можно стать и в пятнадцать, возраст тут ни при чем. Или ты…»

Юра будто бы не успел удалить лишнее и отправил сообщение как есть.

«Что я?» – подтолкнул его Володя.

«Ревнуешь?»

«Ты шутишь? Кого мне ревновать? К кому?» – Володя хотел добавить смайл, но не стал – получилось бы фальшиво.

«Слушай, ты не обижайся, если я неправ, но ты вообще-то написал одну строчку. Что тебя расстроило? Ты завидуешь ему, тоже хочешь семью?»

«У меня есть семья».

Да, какая-никакая, она у Володи была. Юру тоже хотелось бы считать ее частью, но делать столь громкие заявления Володя пока не решался – наивно, да и незачем бежать впереди паровоза. Однако Юра оказался прав: он был немногословен, злился и завидовал Вове. Но было еще кое-что сокровенное, чем Володя не делился еще ни с кем.

«Вообще-то да, я тоже хочу детей, но какая разница, их все равно у меня никогда не будет», – написал он и долго смотрел на сообщение, раздумывая, отправлять ли его Юре. Вздохнул, закрыл глаза и все же отправил.

Ответ прилетел быстро:

«Ребенка можно усыновить».

«И кто даст это сделать такому, как я?»

«Какому “такому”? Умному? Богатому?»

«Юр, ну не надо, ты же понял, о чем я».

«Вообще-то не понял. Если ты об ориентации, то, во-первых, попробуй это докажи, а во-вторых, даже если узнают и не разрешат в Украине, то скоро разрешат в Германии. Ты же знаешь, что активисты борются за то, чтобы нам дали право на это».

«Думаешь, у них получится?» – написал Володя, хмурясь.

«Я в этом уверен. Пусть не скоро, пусть через десять лет, но в Германии геям позволят вступать в полноценный брак, и вполне вероятно, что в этой жизни разрешат усыновление и суррогатное материнство».

Какая разница, что там будет в Германии? Это Юрина страна, а не его, Володя как был там гостем, так им и останется. На улицах Берлина, в Дахау и даже в Юрином доме он ни на минуту не задумывался остаться там насовсем. Стать мигрантом? Снова? Ну уж нет. Ему еще в юности хватило такого стресса, хотя изменения, казалось бы, минимальные – Россия и Украина в середине девяностых были очень похожи.

Они переписывались с Юрой больше часа, но этот разговор не развеял Володиных сомнений, легче ему не стало, как, впрочем, и не стало понятнее, в чем дело.

Попрощавшись с Юрой, он получил сразу три целующих смайлика в ответ и отправился спать.

Но прежде, чем лечь, торчал у зеркала, искал морщины, седые волоски и проплешины. В детстве они с Вовой были похожи как две капли воды, а если Вова уже лысый, выходило, что и Володя тоже рискует облысеть через четыре года? «Не может быть», – не верил он, оценивая свои еще темные, еще густые волосы. Но все же нашлась пара седых. Володя их вырвал.

Он выпил таблетку, а потом лежал в кровати и разглядывал тени на потолке, устроив руку на теплом боку Герды, заливисто храпевшей рядом. Володя медленно засыпал, но в голове продолжала крутиться навязчивая мысль: «Вова не может постареть, он не имеет на это права». И, лишь окончательно проваливаясь в сон, Володя наконец нашел причину своего душевного раздрая: он не мог простить Вове старости, потому что когда-то испытывал к нему чувства. Ведь Вова был самым первым, ведь все началось с него.

* * *

В тот день в Москве было солнечно, но порывы прохладного ветра уже предсказывали приближение осени. И все же у четырнадцатилетнего Володи было аж два повода для радости.

Во-первых, родители купили ему новенький велосипед «Салют». Дожди перестали лить только сегодня, и можно было наконец вдоволь гонять по двору, на зависть соседским ребятам. А во-вторых, послезавтра должен был приехать из Твери Вова. В этом году он поступил на первый курс московского института, и, пока ему не дали общежитие, тетя и дядя – Володины родители – согласились приютить его у себя.

С двоюродным братом Володя не виделся давно – года четыре. Последний раз – после пятого класса, когда ездил под Тверь к бабушке с дедушкой. Тогда им с Вовой было весело вместе гулять и играть, ходить на речку и помогать бабушке в огороде. И Володя был уверен, что и теперь им будет очень весело вместе!

Он затормозил у статуи с читающими девушками-пионерками. Две гипсовые фигуры в школьных платьицах, склонившиеся над учебниками, напомнили Володе, что до первого сентября осталось меньше недели.

«Ну и ничего, и после школы будет время погулять с Вовой! К тому же он старше, поможет мне делать уроки! – Володя слез с велосипеда и, поставив его у ствола высокого раскидистого дуба, залез на постамент статуи, уселся рядом с пионерками и стал болтать ногами. – А еще можно сводить его на стройку, полазаем там, покажу ему котлован! – думал он. – А еще поднимемся на крышу пятиэтажки, вот клево!»