О чем молчит ласточка

Казалось, что все в порядке, ведь Юра работал над спектаклем. Но в понедельник, вернувшись домой, Володя почуял неладное. Невыгулянная Герда пулей бросилась на улицу, едва перед ней открылась дверь. Володя было махнул на это рукой: видимо, Юра заработался и забыл ее выпустить, – но, зайдя на кухню, обомлел от царящего там бардака. Понятно, что творчество Юры важнее уборки, но разве она заняла бы много времени, ведь Юра знал, что он вернется с работы поздно и уставший?

Подавив раздражение, Володя собирался сделать Юре замечание, что хотя бы посуду можно было помыть, но тут же посмотрел на диван в гостиной, и желание ругаться вмиг пропало. Юра лежал в полной тишине, будто спал, но, приблизившись, Володя заметил, что его глаза распахнуты, а взгляд устремлен в никуда. Юра выглядел усталым и подавленным.

– Что-то случилось?

– Нет, все хорошо. Просто устал.

– Ты написал что-нибудь? Можно послушать? – аккуратно спросив, Володя подошел к нему и опустился на пол.

– Нет и нет, – пробормотал Юра, не поднимая головы.

– Но мне показалось, что в выходные ты поработал очень продуктивно.

– Не пишется, – ответил Юра, подставляя губы для поцелуя. – Два дня пытался написать что-то цельное и вразумительное, но ничего не вышло.

– Почему же так?

– Акклиматизация, видимо. – Он пожал плечами и взглянул на него полными грусти глазами.

Володя вздохнул, погладил его по голове, коснулся губами волос, прошептал в них:

– Юрочка, ну что с тобой такое?

– Сам не знаю. Не могу заставить себя сесть за инструмент, постоянно отвлекаюсь, а когда хожу вокруг него, что-то наигрываю, но все не так.

– Что мне сделать? Как тебе помочь?

– Никак. Ты вообще тут ни при чем. Мне до сих пор не выслали сценарий. Как получу его – дело пойдет. Просто мне очень непривычно, что вообще нет идей. От этого как-то тревожно – не творческий кризис ли это?

Володя представлял, что такое «творческий кризис», но понятия не имел, от чего он начинается и как проявляется. Но попытался утешить Юру:

– Не будь пессимистом – почему сразу кризис? Без сценария у тебя просто отсутствует постановка задачи, правильно ведь?

– Да-а… – задумчиво протянул Юра и уже веселее добавил: – А ведь ты прав! Все-таки так здорово, что ты интересуешься моей работой. То подскажешь что-нибудь, то просто выслушаешь. Это так приятно.

– А мне будет приятно, если ты помоешь посуду и почистишь лук.

Юра недовольно замычал, но все-таки встал с дивана и поплелся помогать.

Следующим вечером Володя снова вернулся поздно. Приготовился увидеть тот же бардак, что вчера, и услышать ту же тишину, но отворил дверь, и на него обрушилась музыка. Володя не поверил своим ушам – это была не запись. Юра играл! Тугой узел, что все эти дни скручивался в груди, ослаб, и стало так радостно, что Володя начал подпевать незнакомой мелодии, ни разу не попав в такт. Он не тревожил Юру до самой ночи, боялся спугнуть его вдохновение. Учил в одиночестве немецкий, но мыслями постоянно возвращался к Юре.

Ближе к полуночи музыка затихла, и на лестнице послышались торопливые шаги.

– Я получил сценарий! – увидев Володю, воскликнул Юра и заключил его в объятия.

– Вот видишь, – ответил тот, – а ты говоришь: «Кризис-кризис». Сыграй, что написал.

– Пошли, – позвал Юра и вбежал по лестнице на второй этаж.

Володя поднялся следом. В нос ударил запах табака.

– Ты что, опять курил? – Он не смог промолчать. – Еще и в доме! Юра, я ненавижу эту вонь! У меня тут же начинает болеть голова.

– Но ты сам сказал, что это моя комната и я могу делать здесь все, что захочу, – нахмурился Юра.

– Не в этом дело. Дело в твоем здоровье. Так и до рака недолго.

Тот отмахнулся:

– Да ну, перестань. Я курю раз в сто лет – так, балуюсь. У меня нет привычки.

– Тогда тем более! Раз привычки у тебя нет, я запрещаю тебе курить, тем более в доме. Иначе… – произнес он и задумался: а что иначе? Юра же не ребенок, чтобы ставить ему ультиматумы или стыдить за курение, как в «Ласточке». – Без «иначе», я просто по-человечески прошу тебя: пожалуйста, не кури больше.

– Ну ладно-ладно, – бросил Юра, подошел к пианино и, не садясь, наиграл стремительную мелодию.

Володя не понял, какое отношение к «Мастеру и Маргарите» может иметь столь легкомысленная музыка, но Юру, разумеется, похвалил.

И этот день стал единственным, когда Володя слышал его игру. Юра больше не притрагивался к пианино и проводил вечера в кабинете в полной тишине. Даже записи не ставил. Эта тишина наполняла душу Володи тревогой. Он старался не давить на Юру, но, каждый раз возвращаясь с работы, с замиранием сердца отворял двери дома и прислушивался – вдруг зазвучит музыка?

Она зазвучала в последний рабочий день перед майскими праздниками. Правда, снова запись. Но Володя порадовался и такой мелочи – может, все же есть какие-то подвижки?

Юра сидел за инструментом с книгой в руках, но крышка пианино была закрыта.

– Над чем сегодня работал? – привычно спросил Володя. – Что-нибудь написал?