Утро для Володи наступило после обеда. Открыв глаза, он посмотрел на кровать рядом – нетронутая.
Решив, что на работу сегодня не пойдет, Володя написал Лере сообщение, собрался с силами и вышел в пустую кухню. Он не знал, хочет ли видеть Юру, который так его подвел. И не знал, что ему скажет.
Тот уже позавтракал – на плите стоял остывший омлет, а в раковине засыхали невымытые тарелка и кружка.
«Надеюсь, у тебя все хорошо, Юра», – подумал Володя, открывая кран, чтобы вымыть посуду.
Сил не было даже сидеть, поэтому после завтрака он вернулся в спальню. Свернувшись под одеялом, постарался заснуть, но не смог. Смотрел усталыми глазами на снимок в рамке, что стоял на тумбочке, – их общее фото из Германии, где он целует Юру в щеку. Замечательное фото, от которого еще не веяло ромом, не несло обидой и виной.
Проснувшись ближе к вечеру, Володя решил, что паническая атака отпустила окончательно. Он полежал полчаса и хотел уже выйти в кухню, как в спальню заглянул Юра: молча лег рядом и обнял.
Володя чувствовал себя разбитым и уставшим. Не было сил злиться или что-либо выяснять. Он сполз чуть ниже, уткнулся Юре в грудь.
– Что с тобой случилось, хороший мой? – тихо спросил тот, поглаживая его по волосам. – Ты проспал почти сутки, на работу не поехал.
Если Юра узнает о панической атаке, наверняка разнервничается и начнет его лечить фигурально и буквально.
– Кажется, простыл, – соврал Володя. – Утром температура была, сейчас уже легче. Не хотел тебя тревожить.
Следующей ночью Юра опять остался ночевать у себя в кабинете. Проснувшись с утра и заметив, что половина кровати рядом снова нетронута, Володя встревожился и поднялся к нему. Он и подумать не мог, что когда-то будет в собственном доме торчать под дверью и подслушивать. Но этим утром ему пришлось поступить именно так – из кабинета доносились голоса.
Юра говорил по-немецки. Знаний Володи не хватило для перевода всего разговора, но общий смысл он уловил: Юра жаловался кому-то на жизнь и упоминал его имя. Володя так и замер на месте, прижавшись ухом к двери. Юре ответил женский голос.
«Кто это может быть? Что он рассказывает ей про меня? Вдруг он узнал, что со мной случилась паническая атака, и говорит об этом?» – Сердце сжалось.
Володя положил дрожащие пальцы на ручку, медленно повернул, чтобы не заскрипела, и, слегка приоткрыв дверь, заглянул в тонкую щель.
Юра сидел за столом, к Володе спиной, перед компьютером. А там, в скайпе, на него смотрела женщина. Володя узнал ее – Ангела, психоаналитик из комьюнити-центра в Берлине. Она задала Юре вопрос, Володя изо всех сил напрягся, переводя, и не поверил своим ушам:
– Что ты почувствовал, когда приехал в Дахау?
«Дахау?» – удивился Володя. Должно быть, он ошибся. Но нет, в Юрином ответе тоже прозвучало именно это слово. Как ни странно, на душе полегчало – все-таки речь не о Володе.
Он тихонько закрыл дверь и спустился в гостиную.
«Дахау, что за бред?» – думал Володя. При чем тут Дахау? Неужели в Юрином кризисе виновата та их поездка? Не может быть, ведь с тех пор прошло столько времени, столько всего случилось. Сначала была взаимность с Володей – Юра был счастлив. Потом разлука с ним – Юра грустил. После он много работал, да, вкладывал душу, но ведь у него все получалось. А по приезде сюда Юра снова обрел счастье. Не мог же он притворяться? Вряд ли, ведь он сам решил сдать билет. Творческий кризис начался уже позже.
Володя гадал, как спросить, чтобы Юра не понял, что он подслушивал. Задать вопрос как бы невзначай? Но какой именно?
Он придумывал разные формулировки, уже решил, что вообще не станет заводить этот разговор – быть может, Юра сам расскажет.
Но стоило тому появиться на лестнице, как Володя забыл все, о чем думал. Не поворачиваясь к нему, он ядовито выдавил:
– Что ты можешь рассказать чужому человеку такого, чего не хочешь рассказывать мне? Ты мне не доверяешь?
Юра застыл на месте и нервно ответил:
– Конечно, доверяю, просто она врач. От врачей не стоит ничего утаивать…
Володя развернулся, посмотрел на него. Юра выглядел нерешительно, будто не знал, стоит ему войти в гостиную или лучше опять скрыться наверху. Володя устало потер переносицу, сложил руки на груди.
– Почему ты перестал ночевать со мной? – спросил он как можно мягче и направился к Юре.
Тот опустил взгляд.
– Тогда я перепил и… решил, что лучше не приходить. А сегодня читал книжку и задремал, проснулся уже утром. Извини, тебе, наверное, было неприятно.
– Ясно… – протянул Володя. Ступил на лестницу, подошел к Юре, взял за руки, сжал его пальцы. – Юра, зачем тебе врач?
– Знаешь, у Рахманинова был ужасный творческий кризис, такой тяжелый, что привел к глубокой депрессии. Он не смог побороть ее сам и обратился к психотерапевту. И тот его вылечил. Вскоре Рахманинов написал свой шедевральный второй фортепианный концерт и посвятил его врачу. Хочешь, я сыграю его тебе? Хочешь?