О чем молчит ласточка

Юра прижался спиной к его груди, взял за руку.

– Давай ко мне, моя кровать побольше будет…

* * *

Ложась спать, Володя был уверен, что не сможет уснуть – без таблеток, да еще и рядом с Юрой. Но сон охватил его будто по волшебству, он даже и не заметил, как уснул. Вот вроде бы только что Юра накинул на них большое одеяло, а вот Володя уверенно притянул его к себе и, уткнувшись носом в сгиб шеи, спокойно задышал, растворяясь в любимом запахе. Он редко спал так хорошо – спокойно и глубоко.

Утром, еще не до конца проснувшись, Володя не спешил вставать. Ему казалось, будто он, укутанный в пуховое облако, покачивается на волнах. Чувствовал тепло рядом, знал, что оно исходит от Юры, и хотел растянуть этот момент.

Из-за темноты в комнате он решил, что еще очень рано – может, часов шесть утра. Володя собирался прижаться к Юриной спине, обнять его и полежать так еще немного, буквально полчасика. Но, повернувшись на бок, тут же утонул во взгляде карих глаз.

Юра, подперев щеку кулаком, смотрел до того ласково, что Володя даже растерялся.

– Уже утро? – прошептал он осиплым от сна голосом.

Но Юра этого будто не услышал. Поднес руку к его лицу, легко дотронулся до щеки костяшками пальцев.

– Привет. – Он улыбнулся, продолжая невесомо касаться его лица.

– Со мной что-то не так? – шутливо спросил Володя.

– Нет, все хорошо. Любуюсь. Ты забавный, когда спишь. А что? Не любишь такое? Нельзя?

Но на эти легкомысленные вопросы Володя ответил абсолютно серьезно:

– Конечно, можно. Тебе вообще все можно, Юрочка.

– Ну раз можно… – Голос его прозвучал лукаво, но Юра лишь продолжил водить кончиками пальцев по Володиному лицу: пригладил брови, дотронулся до крыльев носа, скользнул по скулам и щекам, очертил линию подбородка.

Володя замер, даже дышать перестал – столько интимности было в этих движениях. Он плавился под его прикосновениями – казалось, Юра не просто гладит его лицо, а рисует на нем ноты неизвестной мелодии.

Вот он нажал на нижнюю губу, чуть оттянул вниз. Володя не выдержал – поймал Юрины пальцы, поцеловал запястье, прижал его ладонь к лицу.

– Я так люблю твои руки…

Юра погладил его по скуле, покачал головой.

– Знаешь, я уже полчаса лежу и смотрю на тебя. Как только проснулся, первая мысль была, что еще сплю – ведь ты рядом. А потом вспомнил. И все равно как-то не верится.

– И поэтому трогаешь меня. Проверяешь, настоящий я или нет?

– Да, вроде того.

– И что, убедился?

Юра негромко рассмеялся.

– Ну… под рукой ты у меня не таешь и не рассыпаешься… – В этот момент улыбка сошла с его лица. – Хотя кажется, что вот-вот так и произойдет. Я вроде бы в своем уме, но ты… будто ожившее прошлое. А вдруг на самом деле я давно уже рехнулся и придумал тебя?

Володя притянул его к себе, обнял, ткнулся губами в висок и прошептал:

– Какую же чушь ты несешь…

А про себя мысленно добавил: «Если из нас двоих кто-то и сбрендил, то это точно не ты».

– Давай вставать, уже почти девять.

– Ого. – Володя отстранился и стал шарить взглядом по спальне – искал часы. – Я думал, еще рань.

– Не-а, уже… позднь. – Вылезая из-под одеяла, Юра весело пробурчал: – Приехал тут, видите ли, весь режим мне сбил.

Володя рассмеялся.

– Ладно тебе, сегодня же Новый год. Сегодня можно.

Завтракали они бутербродами. Володя, правда, настаивал на овсянке, но Юра пресек эту идею на корню.

– Вот еще – в праздник овсянкой завтракать, когда дома куча вкусной еды! – заявил он, вытаскивая из холодильника масло, паштет, сыр и колбасу.

– В том-то и дело, что это не еда, а черт-те что, – ворчал Володя, критически разглядывая растущую на столе кучку пачек и банок. – Эй, оставь колбасу на оливье!

– Да не обеднеет твой оливье!

– И почему это он мой? – шутливо возмутился тот. – Это ты его захотел!

Утро растянулось почти до обеда. Володя допивал вторую чашку кофе, сидя на диване. Юра не спешил уходить в кабинет заниматься, полулежал рядом, положив голову на Володино плечо. Тихо бубнил телевизор – Юра нашел несколько дисков со старыми советскими фильмами, включил «Иван Васильевич меняет профессию». За окном кружился снег – почти новогодняя сказка, не хватало только елки и гирлянд.

– Кстати, – вспомнив об огоньках, сказал Володя, – я заметил, что соседние дома украшены по-праздничному, а твой нет. Почему?

Юра пожал плечами, так и не поднимая головы.

– Я уже давно ничего не украшаю. Это все традиции католического Рождества. Правда, – Юра хохотнул, – иногда перед соседями неловко. В адвент здесь принято наряжать все, что только возможно, а мой дом – темное пятно нашей улицы.

– А что такое «адвент»?

– Время подготовки к Рождеству. Весь декабрь, в общем. Кажется, исторически это время поста. – Юра почесал затылок. – В общем, как ты понял, я и Рождество – вещи несовместимые.

Володя нахмурился.

– Но почему?

– Во-первых, я же не католик. А во-вторых, это семейный праздник. Получается, ко мне это не относится.

Пусть прозвучало равнодушно, но Володя уловил грусть в его словах и смутился.

– Я даже и не подумал. Прости.