Читаем О духовных явлениях в искусстве и науке полностью

208 Среди пациентов можно выделить две большие группы – невротиков и шизофреников. Первая группа выдает изображения, назовем их так, синтетического характера, в которых неизменно присутствует общий и единый чувственный оттенок (

Gefühlsstimmung). Когда такие изображения предельно абстрактны и, следовательно, лишены элемента чувства, они все равно остаются симметричными или безошибочно передают свой смысл. Вторая группа, напротив, тяготеет к изображениям, в которых сразу обнаруживается отчужденность от чувств – во всяком случае, от единых и гармоничных чувств; скорее, мы видим противоречивые чувства или даже полное их отсутствие. Если рассуждать с сугубо формальной точки зрения, главной характеристикой здесь выступает внутреннее смятение, которое проявляет себя в так называемых линиях разлома, то есть в последовательности психических «провалов» (как говорят геологи), что изображаются на рисунках. Эти рисунки внушают страх, либо тревожат своей парадоксальной, бесчувственной и гротескной беззаботностью, полным пренебрежением к зрителю. Ко второй группе принадлежит и Пикассо[285]
.

209 Несмотря на очевидные различия между двумя группами, их произведения имеют одну общую черту – символическое содержание. Значение подразумевается в обоих случаях, но невротик ищет чувств, которые ему соответствуют, и старается поделиться со зрителем, а шизофреник почти никогда не проявляет такой склонности; напротив, кажется, что он становится жертвой этого значения, что он словно захвачен и поглощен, словно растворился во всех тех элементах, которые невротик хотя бы пытается усвоить и подчинить. Мои слова о Джойсе вполне применимы и к шизофреническим формам выражения: смотрящему, как и читателю, ничто не радо, все от него отворачивается, даже случайный проблеск красоты выглядит всего-навсего непростительной помехой. Безобразное, болезненное, гротескное, непонятное, банальное выискивается не для того, чтобы что-то выразить, а для того, чтобы затемнить; при этом за тенью не скрывается ровным счетом ничего, но тень распространяется, подобно стылому туману над болотами и пустошами; все совершенно бессмысленно, как и зрелище, которое может обойтись без зрителя.

210 С первой группой (невротики) можно попытаться угадать, что именно они пытаются выразить; со второй же приходится угадывать, что они не в состоянии выразить. В обоих случаях содержание рисунков наполнено тайным смыслом. Вереница изображений того или иного рода, в рисунках или текстах, начинается, как правило, с символа Nekyia

[286]– со странствия в Гадес, с нисхождения в бессознательное и прощания с земным («верхним») миром. Дальнейшее может еще выражаться в формах и образах посюстороннего, но уже намекает на скрытый смысл и носит поэтому символический характер. Пикассо начинал с объективных картин «голубого периода»: мы видим синеву ночи, лунного света и воды, синеву Туата[287] – египетской преисподней. Он как бы умирает, его душа верхом отправляется в запредельное. Дневная жизнь не отпускает, женщина с ребенком плачет, простирая руки. День и ночь для него женственны; психолог опознает в этих образах светлую и темную души (анима). Темная дожидается, восседая в синем полумраке, и будит нездоровые предчувствия. Изменение цвета обозначает переход в подземный мир. Мир объектов поражен смертью, что ясно показывает жуткая картина, изображающая страдающую от сифилиса и туберкулеза юную проститутку. Мотив начинается с выхода в запредельное, где он, как ушедшая душа, встречает множество себе подобных. Под «ним» я имею в виду ту личность у Пикассо, которую преследуют кары преисподней, того человека, который не стремится к дневному миру, но подвержен роковому влечению во тьму; кто отвергает принятые идеалы добра и красоты и подпадает под власть демонического пристрастия к уродству и злу. Именно эти антихристианские и люциферианские силы пробуждаются в современном человеке и порождают всепроникающее чувство обреченности, застилая светлый дневной мир потусторонней мглой, заражая его смертельным разложением и в итоге, подобно землетрясению, дробя его на осколки, куски, разрозненные части, фрагменты, клочья и неорганизованные единицы. Пикассо и его выставка – знамение времени, как и двадцать восемь тысяч человек, пришедших посмотреть на картины художника.

Перейти на страницу:

Похожие книги