О началах

6.48. Что по Духу, говорящему в боговдохновенных писаниях, главный смысл относится не к чувственно воспринимаемым рекам, можно увидеть из реченного в Книге Иезекииля фараону, царю Египта: «Вот, Я – на тебя, фараон, царь Египта, дракон великий, сидящий посреди рек своих и говорящий: „Мои реки, я сотворил их“. И Я устрою западни для челюстей твоих, и прикреплю к крыльям твоим речную рыбу, и извлеку тебя и речную рыбу из реки твоей, и мгновенно низвергну тебя и всю рыбу, и упадешь на открытую равнину, и не соберешься, и не защитишься» (Иез. 29, 3–5). Какой же телесный дракон, увиденный в телесной реке Египта, упоминается здесь? Однако никогда не будет укрытием для дракона, врага нашего, египетская река, не сумевшая погубить младенца Моисея. И как дракон пребывает в реке Египта, точно так же Бог – в реке, радующей град Божий, ибо Отец в Сыне. Вот почему с тех, кто пребывает в ней ради омовения, снимается посрамление египетское и они делаются более способными к восприятию, очищаются от сквернейшей проказы, вдвойне усваивают дары и становятся готовыми к принятию Святого Духа, то есть духовного голубя, который не прилетает к иной реке.[151]

Именно так, в большей мере богопочтительно думая об Иордане, об омовении в нем, об Иисусе, омывшемся в нем, и о «доме приготовления», пусть и мы, насколько имеем в этом нужду, подчерпнем столь великую пользу от этой реки.

«На следующий день видит он Иисуса, идущего к нему» (Ин. 1, 29)

6.49. Вначале мать Иисуса, зачавшая Его одновременно с матерью Иоанна, приходит к ней, когда та беременна,[152]

и тогда один, принимающий образ, дарит другому более точный образ, содействуя ему в том, чтобы уподобиться славе Его,[153] так что из-за общности образа предполагается, что Иоанн есть Христос, а Иисус называется Иоанном, восставшим из мертвых, и так думают те, кто не отличает образ от того, что по образу; теперь же, после уже рассмотренных свидетельств Иоанна о Нем, Сам Иисус предстает перед Иоанном, идя к нему. Должно заметить, что там вследствие гласа приветствия Марии, достигшего ушей Елизаветы, младенец Иоанн взыграл во чреве матери, которая тогда как бы от звука принимает Святой Дух, ибо сказано: «И было так, что как только услышала Елизавета приветствие Марии, взыграл младенец во чреве ее, и исполнилась Елизавета Духа, и воскликнула громким голосом, и сказала» (Лк. 1, 41); здесь же: «Видит Иоанн Иисуса, идущего к нему, и говорит: „Вот Агнец Бога, берущий на Себя грех мира“» (Ин. 1, 29), и тот, кто вначале образовывается слухом о великих событиях, после того сам становится их очевидцем. Что в отношении образа Иоанн получает содействие от Господа, еще принимающего образ во чреве Своей матери, пришедшей к Елизавете, будет, конечно же, очевидно тому, кто хранит сказанное, а именно что Иоанн есть глас, а Иисус – Слово. Ибо великий глас возникает в Елизавете, исполнившейся благодаря приветствию Марии Святого Духа, как показывает и само речение: «И воскликнула громким голосом» (очевидно, что Елизавета), «и сказала». Ведь глас приветствия Марии, достигнув ушей Елизаветы, наполнил собой Иоанна, и именно поэтому взыграл он, а мать его становится как бы устами сына и пророчицей, восклицая громким голосом и говоря: «Благословена ты среди жен и благословен плод чрева твоего» (Лк. 1, 42). И теперь нам может стать понятным и поспешный путь Марии в горную местность, и вступление ее в дом Захарии, и приветствие, с которым она обращается к Елизавете: ибо все это делается для того, чтобы Мария дала Иоанну, находящемуся еще в матери, участие в себе, а именно в той силе, которую она имеет в виде зачатого ею, и чтобы затем сам Иоанн дал участие своей матери в той пророческой благодати, которую он получил. И столь великие и разумнейшие домостроительства свершаются в горной местности, поскольку ничто высокое не вмещаемо долинами, названными так вследствие своей приниженности.