О психологии западных и восточных религий (сборник)

665 Более дифференцированное сознание уже затрудняется, рано или поздно, испытывать любовь к богу как к доброму отцу, которого надо опасаться ввиду свойственных ему припадков безотчетного и внезапного гнева, непостоянства, несправедливости и лютого нрава. Упадок античных божеств вполне доказывает, что человек не оценивает по достоинству слишком человеческие проявления непоследовательности и слабости своих богов. Моральный провал Яхве в истории с Иовом тоже не обошелся, похоже, без скрытых последствий: случилось явно непредусмотренное возвышение человека, а также произошло возмущение бессознательного. Поначалу первое последствие остается просто фактом, не откладывается а сознании — но запечатлевается в бессознательном. Это вмешательство в бессознательное усугубляет его возбуждение, и тем самым оно получает более высокие в сравнении с сознанием возможности: человек в бессознательном добивается большего, нежели осознанно. При таких обстоятельствах возникает движение от бессознательного к сознанию, и бессознательное прорывается в сознание в виде сновидений, образов и откровений. Датировка книги Иова, к сожалению, ненадежна. Как уже упоминалось, она была составлена в промежутке от 600-х до 300-х гг. до Р. X. В первой половине шестого столетия появляется Иезекииль[708], пророк с так называемыми «патологическими» чертами, которые среди профанов считаются характерными для его видений. Как психиатр я просто обязан подчеркнуть, что видения и сопровождающие их явления нельзя некритически оценивать в качестве патологических. Подобно сновидениям, они необычны, но естественны, а потому могут быть названы «патологическими», лишь когда доказана их болезненная природа. С чисто клинической точки зрения видения Иезекииля имеют архетипическую природу и свободны от каких бы то ни было патологических отклонений. Нет оснований причислять их к патологическим

[709]. Они служат симптомом того расщепления, что уже в ту эпоху существовало между бессознательным и сознанием. Суть первого большого видения составляют две упорядоченные и плотно сбитые четвертичности — образы целостности, которые сегодня мы часто можем наблюдать в виде спонтанных феноменов. Их quinta essentia

(пятая сущность, квинтэссенция) представлена фигурой «как бы подобия человека». Вообще считать, будто всякое видение патологично уже как таковое — заблуждение. Иезекииль ухватил тут важную содержательную особенность бессознательного, а именно — идею высшего человека, которому Яхве морально проиграл и которым после этого захотел стать сам.

666 В Индии то же самое стремление проявилось почти одновременно в лице Гаутамы Будды (р. 562 г. до Р. X.), считавшего, что предельно развитому сознанию по силам превзойти даже верховных божеств брахманизма[710]. Такая линия развития была логическим следствием учения о Пуруше — Атмане

[711], сложившемся из внутреннего опыта йогических практик.

667 Иезекииль постиг через символ факт сближения Яхве с человеком; Иову выпало это пережить, но осознать, похоже, не довелось. Если коротко, он не смог принять, что поднялся сознанием выше Яхве и что вследствие этого бог захотел стать человеком. Вдобавок у Иезекииля впервые появляется титул «сын человеческий», посредством которого Яхве, что характерно, обращается к пророку, как бы давая понять, что пророк — сын того «человека» на престоле; вот предвоображение еще далекого во времени откровения Христа! Поэтому ничуть не удивительно, что четыре серафима престола Божьего стали эмблемами евангелистов — они образуют четвертичность, выражающую целостность Христа, как четыре Евангелия символически представляют четыре столпа Его престола.

668 Возмущение бессознательного длилось на протяжении нескольких столетий. Пророк Даниил ок. 165 г. до Р. X. зрит видение о четырех животных и Ветхого днями, к которому «с облаками небесными шел как бы Сын человеческий». Здесь этот сын — уже не пророк, а самостоятельный отпрыск Ветхого днями, на которого возложена задача омолодить отца.