Пациентка: Болезнь? Не знаю, никогда не думала о ней в таком смысле. Всегда хотела посвятить свою жизнь Господу, потому и стала монахиней. И еще хотела врачевать, работать в миссиях. Ни того, ни другого толком не получилось. Видите ли, я никогда не выезжала из страны, много лет уже болею. Теперь понимаю, что… Когда-то решила для себя, что могу сделать для Господа. Знаете, меня привлекала идея стать одновременно и врачом, и монахиней. Всегда думала, что это Божья воля. Выходит, была неправа. Поэтому о мечте пришлось вроде как забыть, хотя, если когда-нибудь поправлюсь, снова о ней вспомню. Опять задумаюсь о том, чтобы получить высшее медицинское образование. Мне кажется, работать доктором в христианской миссии – просто потрясающе. Все-таки доктор – это вам не медицинская сестра, тем более что на сестер правительство налагает такие ограничения.
А вера… боюсь, она подверглась серьезному испытанию. Дело даже не в моей болезни, а в одном пациенте – он лежал в палате на той стороне. Иудей, очень добрый человек. Мы познакомились в очереди на рентген, возле того маленького кабинета. Он неожиданно обратился ко мне: «С чего это у вас такой чертовски счастливый вид?» Я посмотрела на него и говорю: «Не могу сказать, что сильно счастлива. Просто не боюсь того, что меня ждет, если вы об этом». Он так скептически усмехнулся! Вот так и познакомились, а потом оказалось, что мы почти соседи по палатам. Выяснилось, что он иудей, но традиции не чтит и презирает большинство знакомых раввинов. Как-то заявил, что Бога нет, что мы нуждались в вере, потому его и придумали. Знаете, никогда об этом не задумывалась. А он действительно верил в то, что говорил. Мне так кажется, потому что в загробную жизнь он не верил точно. Нас услышала медсестра, агностик. Сказала, что Бог вполне мог существовать, мог сотворить наш мир. Они втянули меня в разговор. Тема такая, что хочется порассуждать. Вот они и начали. Сестра говорила, что со дня сотворения Бог никак себя не проявлял. Никогда не доводилось встречаться с такими людьми, пока в больницу не угодила! Видите ли, мне тогда первый раз пришлось задуматься, крепка ли моя вера. Я ответила: «Конечно, Бог есть. Взгляните хоть на природу, оглянитесь вокруг!» Так меня учили.
Капеллан: Они пытались поколебать вашу веру?
Пациентка: Пытались. Но дело не только во мне, в моих учителях тоже. Кто был прав? Эти двое из больницы или люди, которые изобрели учение о Боге? Я хочу сказать, что в тот момент поняла: нет у меня своей точки зрения на религию. Есть мнение других людей. Вот что сделал со мной М.! Его звали М., этого иудея. Вечно он со своим скепсисом! А медсестра как-то заявила: «Диву даюсь, с чего это я защищаю католическую церковь? Я ведь терпеть ее не могу». Как раз тогда она принесла мне легкое успокаивающее, для поднятия настроения. М. все-таки старался быть почтительным, ради меня старался. Бывало, спросит: «О чем хотите поговорить? Давайте про Варавву?» Я обычно отвечала: «Как можно говорить про Варавву, если не говоришь об Иисусе?» А он на это: «Да какая разница, сестра. Вы только не волнуйтесь». Он действительно очень старался быть вежливым, и все-таки постоянно ввергал меня в сомнения. Все вел к тому, что религия – надувательство, понимаете?
Доктор: Он вам нравился?
Пациентка: Да, нравился. Я и сегодня не изменила о нем мнения.
Доктор: Этот человек сейчас здесь, в больнице?
Пациентка: Нет-нет, мы встретились во время моей второй госпитализации, но навсегда остались друзьями.
Доктор: Продолжаете с ним общаться?
Пациентка: Он приходил на днях. Принес прелестный букет. А моя вера после встречи с ним даже укрепилась. Только теперь это – моя собственная вера, не чужая. Разве можно постигнуть пути Господни, если пользуешься чужими теориями? Не всегда получается истолковать, что происходит. Зато теперь верю, что Господь велик, а я – лишь маленький винтик. Вот умирают молодые… Их родители и все остальные твердят, мол, какая утрата, а я говорю: «Господь – это любовь!» Правда так думаю – это не пустой звук. А если Бог и любовь – одно и то же, то он знает, что умерший дожил до своих лучших дней. Проживи он дольше, или, наоборот, меньше – вечной жизни для него могло и не быть. А если и будет – так то не жизнь, а вечная мука! Хуже, чем сейчас, когда он умирает. А раз я знаю, что Бог все делает из любви, то мне куда легче смириться со смертью молодых и невинных.
Доктор: У меня несколько довольно личных вопросов. Не возражаете?
Капеллан: Позвольте кое-что уточнить. Всего один момент. Если я правильно понял – вы укрепились в вере. Вам стало легче принимать свою болезнь, чем раньше, а это и есть влияние веры.
Пациентка: Не совсем так. Вера – одно дело, болезнь – другое. Не рак заставил меня засомневаться, а М., хоть и сам не сознавал, что творит.
Доктор: Теперь у вас есть свое мнение, а не навязанное кем-то.
Капеллан: Знакомство с этим человеком укрепило вашу веру.