Блок Александр

О современном состоянии русского символизма

АЛЕКСАНДР БЛОК

О СОВРЕМЕННОМ СОСТОЯНИИ РУССКОГО СИМВОЛИЗМА

Прочитано в Обществе

ревнителей художественного слова 8 апреля 1910 года.

Прямая обязанность художника- показывать, а не доказывать. Приступая к своему ответу на доклад Вячеслава Ивановича Иванова, я должен сказать, что уклоняюсь от своих прямых обязанностей художника; но настоящее положение русского художественного слова явно показывает, что мы, русские символисты, прошли известную часть своего пути и стоим перед новыми задачами; в тех случаях, когда момент переходный столь определителей, как в наши дни, мы призываем на помощь воспоминание и, руководствуясь его нитью, устанавливаем и указываем,-может быть, самим себе более, чем другим,-свое происхождение, ту страну, из которой мы пришли. Мы находимся как бы в безмерном океане жизни и искусства, уже вдали от берега, где мы взошли на палубу корабля; мы еще не различаем иного берега, к которому влечет нас наша мечта, наша творческая воля; нас немного, и мы окружены врагами; в этот час великого полудня яснее узнаем мы друг друга; мы обмениваемся взаимно пожатиями холодеющих рук и на мачте поднимаем знамя нашей родины.

Дело идет о том, о чем всякий художник мечтает,-"сказаться душой без слова", по выражению Фета; потому для выполнения той трудной Задачи, какую беру на себя, - для отдания отчета в пройденном пути и для гаданий о будущем,-я избираю язык поневоле условный; и, так как я согласен с основными положениями В. Иванова, а также с тем методом, который он избрал для удобства формулировки,-язык свой я назову языком иллюстраций. Моя цельконкретизировать то, что говорит В. Иванов, раскрыть его терминологию, раскрасить свои иллюстрации к его тексту; ибо я принадлежу к числу тех, кому известно, какая реальность скрывается за его словами, на первый взгляд отвлеченными; к моим же словам прошу отнестись, как к словам, играющим служебную роль, как к Бедекеру, которым по необходимости пользуется путешественник. Определеннее, чем буду говорить, сказать не съумею; но не будет в моих словах никакой самоуверенности, если скажу, что для тех, для кого туманен мой путеводитель,-и наши страны останутся в тумане. Кто захочет понять,- поймет; я же, раз констатировав пройденное и установив внутреннюю связь событий, сочту своим долгом замолчать.

Прежде, чем приступить к описанию тезы и антитезы русского символизма, я должен сделать еще одну оговорку: дело идет, разумеется, не об истории символизма; нельзя установить точной хронологии там, где говорится о событиях, происходивших и происходящих в действительно реальных мирах.

Теза: "ты свободен в этом волшебном и полном соответствий мире". Твори, что хочешь, ибо этот мир принадлежит тебе. "Пойми, пойми, все тайны в нас. в нас сумрак и рассвет" (Брюсов). "Я - бог таинственного мира, весь мир-в одних моих мечтах " (Сологуб). Ты - оди- НОКИЙ обладатель клада; но рядом есть еще знающие об этом кладе (или- только кажется, что и они знают, но пока это все равно). Отсюда-мы: немногие знающие, символисты.

С того момента, когда в душах нескольких людей оказываются заложенными эти принципы, зарождается символизм, возникает школа. Это- первая юность, детская новизна первых открытий. Здесь еще никто не знает, в каком мире находится другой, не знает этого даже о себе; все только "перемигиваются", согласные на том, что существует раскол между этим миром и "мирами иными"; дружные силы идут на борьбу за эти "иные", еще неизвестные миры.

Дерзкое и неопытное сердце шепчет: "ты свободен в волшебных мирах"; а лезвие таинственного меча уже приставлено к груди; символист уже изначала теург, т.-е. обладатель тайного знания, за которым стоит тайное действие; но на эту тайну, которая лишь впоследствии оказывается всемирной, он смотрит как на свою; он видит в ней клад, над которым расцветает цветок папоротника в июньскую полночь; и хочет сорвать в голубую полночь-"голубой цветок". В лазури. Чьего-то лучезарного взора пребывает теург: этот взор, как меч, пронзает все миры: "моря и реки, и дальний лес, и выси снежных гор ",- и сквозь все миры доходит к нему вначале-лишь сиянием Чьей-то безмятежной улыбки.

Лишь забудешься днем, иль проснешься в

полночи,

Кто-то здесь. Мы вдвоем,- Прямо в душу глядят лучезарные очи

Темной ночью и днем. Тает лед, утихают сердечные вьюги,

Расцветают цветы.

Только Имя одно Лучезарной

Подруги

Угадаешь ли ты?

(Вл. Соловьев).

Миры, предстающие взору, в свете лучезарного меча становятся все более зовущими; уже из глубины их несутся щемящие музыкальные звуки, призывы, шопоты, почти слова. Вместе с тем, они начинают окрашиваться (здесь возникает первое глубокое знание о цветах); наконец, преобладающим является тот цвет, который мне всего легче назвать пурпурно-лиловым (хотя это название, может быть, не вполне точно).