О театре и не только

«Подвиг» в Сочи

Произошло это в Сочи на диком пляже возле стадиона. Мы с сыном Алишером загорали на берегу. Невдалеке сидела под зонтом женщина и что-то вязала. На берегу и на буне веселилась пацанва. Я сидел, читал газету, в шортах и рубашке. Загорать мне ни к чему. У матери в утробе девять месяцев загорал. А Алишерка рассматривал гальки и прочее. Вдруг пацанва заорала. Тут вскочила тетка и с истошным криком бросилась к берегу. Мы тоже бросились. Тетка орала на весь пляж: «Спасите сына! Тонет!». Пацаны стоят на берегу, глазеют, как в воде барахтается мальчишка. Тетка орет. Мальчишка скрылся под воду. Я забежал на буну и нырнул. Смотрю в воде, а мальчишку не вижу. Вынырнул, осмотрелся. На воде пусто. Снова нырнул. Ищу по дну. Наконец, почувствовал тело и стал тянуть наверх. Поднял наверх мальчишку, а он тяжелый. Опять с ним пошел на дно, стал сам захлебываться. В голове появились всякие мысли. Неужели так бесславно уйду с этим мальчишкой в бездну Черного моря. Толкнул утопленника в сторону берега, а сам оттолкнулся от дна и всплыл наверх. Набрал воздух и снова в воду. Схватил мальчишку за волосы и стал тянуть к берегу. Почувствовал дно. Поднял голову мальчишки. Прошли секунды. С трудом вытащил к берегу толстенького мальчишку.

Мать орет. Пацаны стали вытаскивать его на берег. Перевернули. Пошла вода со рта. Потом мальчишка стал рвать. Мать причитала. Собралась толпа. Мальчишка оперся руками и сел. Молчит. Мать не переставая что-то щебетала. Прошло несколько минут. Мать стала благодарить меня. А я, как скромный герой пляжа, стал что-то вякать. Мол, всякий поступил бы так же и т.д. Мать, дергая сына, повторяла: «Поблагодари дядю!». А я вдруг брякнул: «Запомни мальчик, тебя спас калмык». Мать опять запричитала, благодарила и обнимала. Алишерка стоял гордый. Отец совершил один подвиг. А теперь надо совершить еще один подвиг. Пойти занять очередь в столовую и простоять часа полтора, поесть, попить пива и дальше ринуться по улицам Сочи искать приключения и подвиги. Хорошее было время тогда. Шел 1982 год.

Романтизму нет

В 1963 учась в Ленинграде на режиссерском факультете, я с Игорем Классом поехал в Москву поступать во ВГИК на режиссерский факультет к знаменитому М.И. Ромму. Игорь, впоследствии закончив актерский факультет, стал киноактером и снялся более чем в 50 фильмах. Во ВГИК можно было тогда поступать и учась в институте. Хрущевская оттепель. Был просто избыток энергии, которую девать некуда. Игорь Класс бросил клич: «Боб, поступаем во ВГИК! И все тут». Начались экзамены. Я прошел собеседование, прошел второй тур, режиссерский сценарий письменно. Класс неожиданно исчез. А жил я вначале в общежитии ВГИКа в комнате и на койке Василия Макарыча Шукшина. Когда мне сказал киргиз Кадыр Омуркулов, что здесь жил талантливый режиссер, я понятия не имел кто такой Шукшин. Это потом я полюбил его, как писателя и режиссера. Шукшин был на съемках фильма «Два Федора», где играл главную роль. Потом я перешел в общежитие Бауманского института, в Лефортово к Анатолию Басангову, который живет сейчас на 7 микрорайоне. Однажды Толя говорит: «Поехали в г. Борисов под Минском». Деньги кончились, но я согласился. Толя купил билет, а я якобы провожающий. Сели в поезд. В г. Борисов ехал зайцем. Там у его знакомой покупались на речке, позагорали и опять рванулись в Москву. Я опять же зайцем.

В Москве Толя Басангов купил себе билет в Элисту, а я снова как провожающий прошел в вагон. Толик предлагает лезть на верхнюю багажную полку. Полез, а там уже морячок замуровался тряпьем. Как мы двое уместились не понятно. Поезд двинулся. Через час мы спустились. А внизу уже идет сабантуй. Ехала горбатенькая женщина с мужем. Усадили за стол, там закусь и спирт. Горбатенькая женщина была медсестрой в больнице. Спиртом запаслась. Она держала мужа за счет спирта. К вечеру напоили и проводницу. Весело прошло время. На халяву проехал и столовался за счет горбатенькой женщины. Муж был отличный русский мужик. Сам провоцировал нас на выпивку, ну жена и доставала трехлитровую бутыль в тряпочной сумочке. Когда она ворчала: «Просохни, Вань». Муж отвечал просто: «Романтизму нет у тебя Клава».

Морячок пьяный где-то вышел. А мы с Толиком доехали до Ставрополя без приключений. Расстались как родные, с поцелуями с теткой и с ее мужем. Есть еще на Руси добрые, понятливые люди. Сейчас такое не пройдет, да и мы уже не те. Романтизму нет.

Уточняется плоть,

Испаряется пыл.

Годы вошли на медленный ужин.

И приятно подумать,

Что все-таки был

И кому-то бывал даже нужен.

И. Губерман.

«Изгой»