Началось с Москвы. Государственные театры лихорадило изнутри. Политический и социальный вирус заразил и творческий мир, стали разделяться творческие коллективы: союз кинематографистов, художников, композиторов, архитекторов. Эти союзы раскололись на прогрессистов и консерваторов, на демократов и коммунистов, на правых и левых. СССР раскололся, супердержава исчезла. Суверенитета бери сколько хочешь. Воровство (приватизация) тоже не лимитировано. Бардак, хаос, расхристанность, раздрай. Искали виноватых. Пошел по инстанциям конвейер кляуз, анонимок, петиций, ультиматумов и прочих бумажек. Благо гласность в стране. Задали тогда работу министерствам, отделам, секциям культуры.
Классический пример – случай с МХАТом. После долгой тяжбы эта театральная клетка, гордость российского искусства разделилась на два самостоятельных организма – на театр им. Чехова, в Камергерском под руководством О. Ефремова и им. Горького на улице Москвина во главе с Т. Дорониной.
Периферия тоже поднялась и стала делать телодвижения, но у каждого творческого организма была своя пластика, свой балет. В общем каждый по-своему, в зависимости от ума и скобарской этики. Кто-то ратовал якобы за творческий процесс, но реализовывал свои амбиции, свои тщеславные потуги, вовлекая в своё тёмное действо нейтральных, ошкуривали всех. Правда не везде и не все включались в авантюру тщеславных птимакбетов. Посредственность по инерции впадала в коалицию.
Сколько министерств, управлений культуры рассматривали, разбирали, так называемые письма обличения, письма предупреждения, письма очернения, как я называю отрыжку тех замшелых времён.
Накипь во все времена не может иначе. В ход идут все приёмы: клевета, очернение, подтасовка фактов, возвеличивание своей роли и прочее, прочее. Где-то решали позитивно, но в массе своей многие театры не обрели творческого покоя, потому что эта возня была борьбой не за идею, а преследование меркантильных целей. Театры расформировывались, потом снова объединялись. Когда прошла эйфория, судьбы многих поломались, многие ушли из искусства. Таков итог «деятельности» тех, которые считали себя, что они идут впереди прогресса.
Журнал «Театр», «Театральная жизнь» не раз писали об этом в то смутное, не только для театров, время. Театральная волна 90-х годов несла разрушительную силу. Потому что закваска была сомнительной. Вирус протеста был злокачественный.
Архангельский театр, в котором я когда-то работал тоже, не избежал периода брожения. Дошло до трагического случая. Прямо в театре, в знак протеста, повесился актер В. Козаков, он в бытность играл в моем спектакле. Хороший был человек и актёр. Совестливый и влюбленный в театр. Главный режиссёр Э. Симонян выступил в газете «Советская культура». Всю его тираду можно выразить в двух словах: враг не пройдет! Он оказался прав, но всё-таки чуть позже ушел сам. Через некоторое время его опять пригласили в театр, как писали мне коллеги. А. Э. Симонян был хороший человек и профессиональный режиссёр.
Директор Астраханского театра А. Кочетков, у которого я должен был ставить пьесу «72 небылицы», позвонил и сказал, что в театре две заслуженные артистки-склочницы организовали оппозицию и атмосфера не для гостей. «Подожди, я от них избавлюсь и тогда решим», – сказал он. И избавился от заслуженных артисток-склочниц России и от псевдоправдоискателей. Областное управление культуры «лишилось работы». Но это им было на руку. Не то что у нас в «банановой республике», как с издевкой говорят мне москвичи.
В национальных республиках «реорганизации» прошли более болезненно. Российским театрам легче – российских актеров в достатке. В национальных, владеющих родным языком наперечёт. Разделения в национальных театрах чревато последствиями и преступно. Теряются традиции, исчезает творческая атмосфера, уходят кадры с трудом, выученные на стороне.
Мотивы и причины в общем-то похожи, «реорганизации» в Калмыцком, Бурятском, Тувинском театрах качественно ничего не дали. Правда в каждом организме произошло по-разному, но итог один, одни «погибли» на поле брани, другие удалились в иные сферы.
В Бурятском взбунтовалась молодежь во главе с режиссером Цереном Бальжановым, чтобы съесть главного режиссера. Не получилось. И часть молодежи ушла из театра. Организовали новый организм, но вскоре распалась и эта ячейка. Часть позже вернулась в театр, часть разбежалась по разным углам. Вот результат «прогрессивных» идей. Запал неопытных, зарвавшихся людей хватило лишь на некоторое время. Амбиции истощились, корабль тщеславия дал течь. А после «бунта» в театре и разделения, и распада новой ячейки, бурятского режиссера Ц. Бальжанова министерство культуры Калмыкии пригласило к нам в роли главного режиссера. Это был уже второй бурят в роли главного режиссера. Там что кузница кадров? Чем мы иногда думаем?
Анатомия раскола. 1992 г.