За полтора года до юбилея Зая-Пандита (1999г.) я начал вплотную изучать иконографию, книги про эпоху. Все, что написано о нем. Я понятия не имел о юбилее Зая-Пандита. А все это началось давно, когда увидел эскиз портрета Зая-Пандита у художника Гаря Оляевича Рокчинского. Я не знал тогда кто такой Зая-Пандита, а спросить у мастера было стыдно. Это я потом стал выяснять кто это такой. А портрет меня тогда поразил. Умное, красивое лицо. Нет, это было возвышенное, одухотворенное лицо. Такой человек мог сочинить письменность. Портрет был мощный, потрясающий. От него шла энергетика. С таким человеком на портрете, наверное, было интересно беседовать. Я бы хотел общаться с такой личностью. И что меня поразило в портрете это узнаваемость человека. А это же вымышленное лицо Рокчинским. Такое впечатление было, как будто я его видел. Если бы у художника Г.О.Рокчинского был бы один портрет Зая-Пандиты в творчестве, то уже за одно это должны помнить потомки. Прошло много лет, а портрет не выходил из головы. У художника Бориса Данильченко на портрете Зая-Пандита был антиинтеллектуалом. Два разных видения художников. Я спрашивал у мэтра, Гаря Оляевича, была ли натура или это собирательный образ. Гаря Оляевич: – Это мое воображение. Надо отдать должное, у живописца было отменное чувство прекрасного. Он сам был Зая-Пандита в живописи. Мне нравились его рассуждения. Не только о живописи. Он был философ. Я был молодой, относительно, и был плохой собеседник. А жаль. Сейчас я бы хотел задать ему много вопросов. Память о нем должна быть более значительной.
О Зая-Пандите я задумался во время войны в Чечне. За это время я накопил некоторый материал и вырисовывался абрис пьесы. Я не приверженец создания пьес автобиографических, с хронологией, эпилогом, прологом и т.д. Это удел романов, рассказов и других жанров. Все великие драматурги: Шекспир, Чехов, Мольер, Островский брали небольшой отрезок времени. Самый острый, переломный, кардинальный момент, когда меняется ситуация, характеры и выражающие самые трагические, драматические или комедийные моменты. Когда персонажи ярко проявляются.
Пришло решение – написать пьесу в момент окончания создания алфавита Зая-Пандитой. В этот период его жизни возникают наскоки, нападки шаманов и не только, которые были против ойратской письменности. В этот период назревают столкновения ханов. Назревают острые политические проблемы в Джунгарии и Зая-Пандита включается в борьбу насколько это возможно духовному лицу. И разрешает политические, этические конфликты, развязывает узлы. Так родился замысел – политик Зая-Пандита.
Зая-Пандита – основоположник ойратской, калмыцкой письменности. Зая-Пандита написал много трактатов, переводов и прославился как просветитель. И не менее значим как политик.
Можно было написать и о создании Зая-Пандитой ойратской письменности. Но меня больше импонировал политик Зая-Пандита. В этот момент в наше время шла война в Чечне. И когда в 2002-м показывали спектакль «Зая-Пандита» во Владикавказе, то чеченский критик сказала, что спектакль очень актуальный. Она сказала: «Зая-Пандита говорит о войне правильные вещи, я сама чеченка и очень хорошо понимаю его тревогу о судьбе народа». У меня дома есть запись обсуждения спектакля критиками Москвы и Северного Кавказа. В Монголии тоже отметили актуальность темы.
Конечно, о создателе письменности Зая-Пандите благодатный материал для создания романов, пьес. После спектакля один бывший работник театра говорил мне, что у него есть материал о Зая-Пандите. Он, наверное, подумал, что я не знаю, что он создатель письменности. Я сознательно писал о Зая-Пандите, как о политике. Время диктовало вести речь об этом. О создании письменности им только в первой картине. Зая-Пандита подправляет уже готовые иероглифы и приходят шаманы, узнавшие что Зая-Пандита создал письменность, и против этого. Дальше идет о примирении ханов. Пьесу о нем, как основоположнике ойратской письменности, о том, как трудно было создавать алфавит, напишет кто-нибудь другой. Зая-Пандита этого стоит.
«Выселение»