О театре и не только

Ну так вот, Константин Эрендженович вынул из-за стопки книг НЗ – чекушечку, и разлил. Выпили. Посидели, погоревали. Говорили о том, о сем, но разговор шел вяло. А мне хотелось спросить про ссылку. И тогда я спросил у писателя про ссылку.

Одни пишут, что Константина Эрендженовича увезли в Астрахань на допрос, а потом уже по этапам. А Каляев говорил, что их вместе увезли из Элисты в Сталинград, там выбивали признания, а потом отправили на Колыму.

Поговорили мы хорошо, погоревали. Но мне было любопытно узнать про Колыму. «Кто сидел? Контингент какой? Чем занимались?», – не унимался я. «Сидели всякие. Политические, блатные, убийцы, конокрады, фраера. Вечерами при тусклой лампадке – «колымке» играли в карты «блатари». Мы не лезли туда. Честная воровская игра – это и есть игра на обман. Поди, разберись, кто жульничает».

«Блатари» ловили мелкую колымскую живность и ели, – продолжал вспоминать дядя Костя. – Я научил их закапывать живность на какое-то время в землю. Потому что специфический запах любых животных теряется, когда закопаешь. Учил блатных всяким народным хитростям. Например, как завязывать калмыцкий узел. За все это блатные договаривались с надзирателями и мне давали «кант», то есть временный отдых. Смотрите, мол, азиат «припух» совсем, дайте ему отлежаться.

Меня уважали. А как же? Жить хочется. Каляев был не такой. Он никуда не встревал. Держался настороженно. Пошли однажды в забой, а Санджи нет. Ну, всё, думаю, карцер он получит. Приходим в барак, а Санджи суёт мне в фуфайку пайку хлеба. Я обомлел. Ты что? Не пошёл в забой, да ещё хлеб украл?! Тебе же прибавят срок. А Санджи мне говорит на калмыцком: «Не фунгуй! Я теперь на хлеборезке!». «Вот же гад! И там меня опередил!» – сказал дядя Костя и захохотал.

«Мы говорили на своём языке с Санджи, зэки за это нас уважали, – признавался Константин Эрендженович. – Политические и урки вместе сидели. Нас специально стравливали. Но мы с ними мирно жили. Я маля им плёл. Санджи им пайку хлеба воровал». Тут вошла Боова Кекеевна и испортила песню.

Перед моим уходом Эрендженов подарил мне кожаный маля. Он до сих пор висит у меня дома на самом видном месте.

Однажды мы с ним зашли в кафе «Спутник». Сели обедать, и я стал благодарить аксакала за все. В этот момент начали подходить посетители. Здоровались и справлялись о здоровье писателя. А он улыбался и дружелюбно отвечал на приветствия незнакомых людей. Был прост, как правда. Мы часто встречались с ним в парке, сидели на лавочке и разговаривали, но там невозможно было уединиться. К Константину Эрендженову всегда подходили знакомые, прерывая беседу.

«Понимаешь, Колыма, лагерь, жуткое прозябание – это конец! – откровенничал дядя Костя. – Но выжили. Там у меня на многое раскрылись глаза. Кроме тяжелой и мрачной жизни, – ежедневное напряжение. Каждый думает о том, как выжить. Скудная еда, холод, злые надсмотрщики, стукачи. Так и ждешь какую-нибудь «подлянку» от всех.

«Силы и здоровье уже не те, – вздыхал писатель. – Задумки есть кое-какие. Вот телевидение приглашает. Молодцы! Ты смотришь меня по телевизору? Поставь в театре «Цыганы» Пушкина. Я перевел». И аксакал надолго замолчал.

При жизни мэтра не получилось осуществить постановку. Уже после его кончины задумка претворилась на сцене элистинской школы №12.

Два солагерника, два классика: Константин Эрендженович Эрендженов и Санджи Каляевич Каляев – прошли трудный путь. Разные по характеру, по складу души, они сотворили многое для калмыцкой литературы, калмыцкого языка и родного народа. Каляев и Эрендженов многому меня научили. Они учили не уча. Каляев был резкий, колючий, дядя Костя мягкий, ровный, весёлый. Добрую славную память они оставили о себе. Время течет и вымывает из памяти незначительные моменты жизни, но самое значимое, как чистое золото, оседает на дно. Самые мои золотые воспоминания о Константине Эрендженове связаны с его великолепным творчеством и добродушной улыбкой. Которую он дарил всем людям. То, что внутри организма: сердце, печень, почки, селезенка, щитовидка принадлежит хозяину тела. А улыбка для всех. Дядя Костя и дарил ее всем.

Вдруг чувствует в возрасте зрелом

Душа, повидавшие виды,

Что мир уже в общем и целом

Пора понимать без обиды.

Игорь Губерман

Миша Черный – герой Белоруссии