Оазисы

Всё успокоилось в заведении. Баба вытерла пол и ушла, старуха всё так же тихо сидела за столом с разложенной на нём дурью. Тот мужик, что спал у стены, так и не проснулся. Тихо было. Только и слышно, как бьются в стёкла оводы, как урчит кондиционер и на улице, на жаре, еле слышно бубнит наркоман и рычит в ответ Лёва-хозяин.

И Горохов, оглядевшись ещё раз, вдруг подумал, что зашёл сюда он не напрасно. Кажется, и вправду не зря он сюда забрёл. Он взял ложку и снова стал есть свою кашу из крахмала с жареным луком. А пока он ел, в шалмане стали появляться новые люди. Один хлеще другого. Наркоманы. Да ещё все изъедены проказой, а у одного ещё и разросшаяся на шее меланома. Но он словно не замечал её. Не замечал, что на шее у него смертельная опасность. Некоторые почти не могли шевелить пальцами, так они были скрючены. Шевелящиеся мертвецы, у которых нет шанса прожить и трёх месяцев. Но они всё равно цеплялись за жизнь и… Были опасны. У двоих Горохов разглядел оружие.

Кто-то из них ходил проверять сети с саранчой, кто-то рыскал по пустыне в поисках полыни. Видно, тут они и собирались, прятались от надвигающегося дневного зноя. Все человеческие отбросы с окрестностей, а может, и со всего города.

Естественно, те, кто мог ещё общаться, говорили о том, что Лёва сдал Вадюху в санаторий. Слово «санаторий» повторялось много раз и говорилось чуть не с придыханием. Больше всех повторяла это слово худая, лысеющая баба в армейских ботинках и с большим наростом на верхней губе. А ещё весь этот сброд всё время пялился на Горохова.

«Хорошо, что дробовик прямо под рукой лежит».

Но подойти и заговорить никто из них не решился. Нет, спать он тут точно не собирался, доел, допил и встал, начал собираться.

Лёва, хозяин заведения, особого радушия на прощание не проявил. Знал, что Горохов в его шалмане больше не появится. Чего стараться зря? Он только кивнул, когда тот подошёл к прилавку.

Но геодезист не ушёл сразу:

– Я тут человек новый, но вот услыхал, что эти, – он кивнул на публику, что собралась у двух столов, – говорят всё время о каком-то санатории…

Кисло-ленивое выражение лица Лёвы-хозяина изменилось на настороженное. Причём моментально. Он косился на Горохова и не отвечал.

– Мне просто интересно… – Продолжил геодезист.

Ни слова в ответ, Лёва так и стоял под своим хилым кондиционером с каменным лицом и потел. Даже тряпкой обмахиваться перестал.

– Ну, ладно, – сказал Горохов, – удачи.

Он повернулся, на ходу натягивая очки, пошёл к выходу из заведения. Хозяин ничего ему не сказал, а вот баба с наростом на губе крикнула:

– Ты заходи, мужик…

Он ей ничего не сказал, нельзя давать таким шанса прицепиться. Только взглянул на неё и вышел на улицу.

«Санаторий, санаторий… У публики определённого пошиба это слово вызывает яркие эмоции, и при этом чужакам эти эмоции они не готовы объяснять… Любопытно. Что это такое, тюрьма?»

А на улице уже сорок два, это только начало полудня.

Чёрт, а ему нужно поспать, дело, которое он запланировал на ночь, потребует внимания и концентрации.

А городок вымер. От солнца всё белое, даже через очки. Он пошёл на запад, чувствуя, как накаляются штаны на ляжках и носки ботинок. Он пересёк центральную улицу.

Встал в тени. Все двери заперты, на стенах везде шуршат кондиционеры. Куда идти? Денег у него совсем немного. Пошёл по улице на запад, там он ещё ни разу не был.

Да, тут он не был. Домишки совсем другие пошли. Это вам не серый, простой бетон окраин, тут кругом светоотражающая краска. Даже заборы ей выкрашены. И дома пошли двухэтажные, и жалюзи на окнах, и солнечных панелей по пять на каждом. Там даже в три часа дня не больше тридцати. А главное – он увидал распределительный коллектор водопровода. Значит, тут и канализация имеется с водопроводом. Душ – это очень, очень круто. И естественно, совсем другие магазины и рестораны. Горохов остановился у одного красивого подъезда. На вывеске была надпись «Ресторан Оазис», а под ней сразу маленькая приписка внизу. «У нас всегда двадцать пять».

Он даже думать не хотел о тамошних ценах, но двадцать пять градусов…

Геодезист повернулся и решил идти в «Столовую». Конечно, он не забыл то, что видел ночью через стекло, но он надеялся, что сейчас этого он не увидит. А тех денег, той мелочи, что у него осталось, ему хватит на чай, хлеб и воду, чтобы проспать под вентилятором до сумерек. Он наделся, что его не попросят уйти в самое пекло.

И тут, в дрожащем мареве дневной жары, он увидал, как по улице едет белоснежный квадроцикл. Один из тех, что покрыт крышей и застеклён непрозрачным, светопоглощающим стеклом. Машинка из тех, в которых стоят киловатные кондиционеры. Ехал он почти бесшумно, едва-едва различимо шипели электродвигатели. Горохов прижался к стене, хотя улица была широка. Он провожал взглядом дорогую машину и та, проехав метров пятьдесят от ресторана «Оазис», остановилась близко к подъезду одного красивого дома.