Об ораторе

(116) Для доказательства оратор располагает средствами двоякого рода. Первое состоит не в том, что придумывает оратор, а в том, что он планомерно извлекает из самого дела; это — документы, свидетельства, договоры, соглашения, показания[275]

, законы, постановления сената, судебные решения, указы, заключения правоведов и все остальное, что не сам оратор измышляет, а что доставляют ему содержание дела и его участники. Второе же средство всецело заключается в рассуждениях и доказательствах самого оратора. (117) Соответственно в первом случае следует обдумать, как рассматривать доказательства, а во втором — как их подбирать. Обычно преподаватели разбивают дела на множество отдельных родов и громоздят целые кучи доказательств для каждого рода порознь. Пожалуй, это и удобно для обучения начинающих, чтобы они, едва столкнувшись с делом, сразу имели бы, куда обратиться и откуда почерпнуть готовые доказательства; однако гоняться за ручейками и не видеть самого родника[276]

— это свойство недалекого ума, а нам, по нашему возрасту и опытности, следует черпать, что нужно, из первоисточника и примечать, откуда он вытекает.

(118) Доказательства первого рода, то есть те, какие предоставляет оратору само дело, нам надо будет непременно обдумывать так, чтоб и впредь они были полезны в подобных случаях. Ибо за документы и против документов, за свидетельства и против свидетельств, за показания и против показаний и так же обо всех того же рода вещах мы обычно говорим двояко: либо отвлеченно, в общем и целом, либо определенно, применительно к отдельным обстоятельствам, лицам и делам. Вот эти–то источники доказательств — это я вам говорю, Котта и Сульпиций! — вы должны всесторонне рассмотреть и обдумать, чтобы всегда иметь в наличии и наготове. (119) Слишком долго было бы теперь объяснять, каким образом следует подтверждать или опровергать свидетельства, документы и показания. Все это требует не большого ума, но огромного навыка; а наука и предписания нужны здесь лишь настолько, насколько нужно все это украшать обычными словесными блестками. (120) Точно так же и в доказательствах другого рода, зависящих целиком от самого оратора, не надобно хитрой выдумки, а нужно лишь более блестящее и отделанное изложение. Вот так и получается, что для судебных выступлений нам нужно позаботиться о двух вещах: во–первых, о том, что говорить, во–вторых, о том, как говорить. При этом первое хоть и кажется предметом науки[277]

, однако нуждается в ней мало: чтобы понять, что надо говорить, достаточно заурядного здравого смысла. Зато второе — умение все что нужно сказать красиво, обстоятельно и разнообразно — более всего и служит признаком божественной силы и дарования оратора.

28.

(121) Вот о первой из этих двух частей я и готов вам рассказать связно и до самого конца, раз уж вы так хотите (а насколько мне это удастся, решите сами): из каких источников должна направляться наша речь, чтобы стать убедительной, к ее тройной цели, то есть, к тому, чтобы и расположить к себе, и наставить, и взволновать людей. А каким образом все это потом разукрасить, об этом может всем нам рассказать тот, кто перед вами: он впервые ввел это у нас в обычай, он это довел до совершенства, он лишь один это одолел. (122) Послушай, Катул, что я скажу, не боясь подозрения в лести. Я думаю, что в наше время нет ни одного хоть сколько–нибудь блестящего оратора, греческого или латинского[278], которого я бы не слушал часто и со вниманием. И если я хоть чего–нибудь стою (а я, видимо, могу на это надеяться, раз уж вы, с вашим умом, так внимательно меня слушаете), то это потому, что любая речь любого оратора, какую я слышал, оставалась у меня в памяти навсегда. Так вот поэтому, каков бы я ни был и как бы ни судил, я без малейшего сомнения так утверждаю и заявляю: из всех ораторов, которых я слушал, решительно никто не обладает столькими и такими превосходными средствами речи, какими обладает Красс! (123) По этой причине, если и вы с этим согласны, не будет, я уверен, несправедливым такое разделение труда: того оратора, какого теперь я начал для вас вымышлять, я создам, вскормлю и закалю[279], а там передам его Крассу, чтобы он его одел и снарядил.