Объект 623

Когда небо над Пыштовкой стало серым, а горы на востоке очертились оранжевой каймой, он добрался до подножия горы Каурус. Упорству майора спецназа мог бы позавидовать самый упрямый в мире кот. Он самоотверженно карабкался на склон, благо гора в этом месте была голой, как блин, и лишь в отдельных местах из нее прорывались пучки чахлой «всеядной» растительности. Для удобства он соорудил из коряги клюку, и дело пошло веселее. Он поднялся на вершину одновременно с солнышком, которое выглянуло из-за дальнего кряжа над Пыштовкой, озарив спящий поселок, изнемогающего майора, безбрежную гладь Черного моря, играющую всеми оттенками маринистских пейзажей — от лазури до бирюзы. Не сказать, что он был рад этому явлению, но принял его как должное. Чему быть, того не миновать. Он побрел дальше, опираясь на клюку, как старый дед, и через несколько минут вышел к развалинам древней генуэзской крепости, от которой не осталось ни одной стены, а имелись лишь кучки невнятных развалин, сметенные гигантским веником. Расположись эта крепость поближе к поселку, ее давно бы растащил по камешкам рачительный люд. Но в связи с приличной высотой над уровнем моря и отсутствием дороги, это было затруднительно. Мужчина с палочкой медленно брел по развалинам, направляясь к северному склону горы. Его внимание привлек вместительный спальный мешок, лежащий под руинами и совершающий возвратно-поступательные движения. Мешок определенно был не пуст. Рядом с ним наблюдались следы вчерашнего кострища, какая-то одежда, грязные шампуры, шлепанцы, полупустая пластиковая тара. Глеб приблизился, встал, опираясь на корягу. Все понятно — романтический ужин под звездами, последующие приятности в мешке. А в это время под горою шла война… «Ночующие» почуяли недоброе, завозились. Откинулся кусок материи, и наружу выбрались две физиономии — мятые, сонные, испуганные, отчаянно юные, но, слава богу, разнополые. Девчонке было лет пятнадцать, пареньку — немного больше (но права избирать и быть избранным он еще вряд ли достиг). С нескрываемым страхом они уставились на ужасного человека, который возвышался над ними и разглядывал их с недобрым, отнюдь не ленинским прищуром. От такого можно было не только испугаться, но и в штаны наложить (впрочем, сомнительно, что на них там под мешком были штаны) — какой-то зловещий, грязный с ног до головы «пилигрим», небритый, мятый, с мучительным похмельем на опухшей физиономии, да и одет непонятно во что.

— Эй, дядька, ты чего? — завозился хлопец, машинально прикрывая собой омертвевшую от страха дивчину. Молодец, глядишь, храбрец вырастет.

— Не вставайте, ребята, не вставайте, — устало возвестил Глеб, делая миролюбивый жест. — Сознательно проводим время, молодежь? Так держать. А мамки с папками знают, где вы ночью бываете? Ну, и как оно — первое знакомство с таинством интимных отношений? Недовольных нет?

— Дядька, а тебе какое дело? — Пацаненок поедал его глазами — он жутко боялся, но вместе с тем старался быть мужчиной, ощетинился, стиснул зубы, свел треугольником брови — обещающие в будущем стать густыми и красивыми.

— Да мне по барабану, — признался Глеб. — Я сам, если честно, начинал это дело примерно в вашем возрасте, так что расслабьтесь. Телефон есть?

— Нет, — пискнула девчушка и покраснела.

— Да перестаньте. — Глеб улыбнулся и быстро спрятал улыбку, представив, как она выглядит. — Мне только позвонить. Серьезно. И сразу уйду.

Пацан смотрел на него испытующе, придирчиво, недоверчиво. Он был неглуп, и что-то мешало ему отнести этого странного дядьку к заурядным бродягам.

— Не украду, не бойся, — пообещал Глеб, присел на корточки, прибрал пластик с остатками газировки и осушил в один присест. Потом достал «Катран» из ножен на поясе под дерюгой. Молодые затрепетали. Он снисходительно усмехнулся: — Не тряситесь, не зарежу. — И бросил нож парню под нос. У того от удивления отъехала челюсть. — Это нож «Катран», — объяснил Глеб. — Холодное оружие бойцов специальных подразделений. Держи. Если украду твой телефон, режь меня без смущения. Только потом не забудь отдать. Договорились? Нет, ребята, действительно, очень нужен телефон.

Поколебавшись, паренек со страхом покосился на нож и извлек из недр спального мешка вполне приличную сотовую трубку. Глеб чуть не рассмеялся — с любимыми не расстаемся?

Григорий Ильич Бекшанский отозвался на четвертом звонке. Спал товарищ начальник. В такое время обычно люди спят — если не заняты, конечно, важными делами. Глеб не стал иронизировать, повествовал лаконично, по существу, косясь на молодых ребят. А те прижались друг к дружке и, не выбираясь из мешка, поступательными движениями стали подкрадываться к разбросанной одежде.

— Фу… ну, вы там даете, Глеб… — потрясенно вымолвил командир, товарищ и наставник. — Знаешь, от тебя двое суток ни слуху ни духу, но почему-то я решил повременить волноваться. А тут, оказывается, во как все завертелось… О ребятах точно никаких известий?

— Буду искать, Григорий Ильич, — сухо отозвался Глеб. — Предпочитаю не думать о самом страшном.