Обелиск на меридиане

Поздним вечером он добрался до «Монпарнаса», уже не чувствуя ног от усталости. Китайские кварталы ошеломили, оглушили его.

Только скинул пиджак, легкий стук в дверь — и женский голос, по-русски:

— К вам можно, сударь?

Он насторожился. Отворил дверь.

В полумраке коридора — миниатюрная женщина. Шляпка с вуалью.

— Пожалуйста.

Женщина переступила порог. Не огляделась — значит, здесь не впервые.

— Прошу садиться. — Он предложил стул. — Чем обязан?

Гостья сняла шляпку, тряхнула пышными темно-русыми волосами, рассыпав их по плечам. Миловидна. Круглое лицо, серые большие глаза. Курноса.

Она прислонила к стене зонтик, начала сдергивать перчатку, высвобождая один палец за другим и явно медля, предоставляя возможность оглядеть себя. С некоторой церемонностью протянула руку с длинными темно-красными ногтями:

— Софья. — Улыбнулась: — Вам, конечно же, скучно одному… Я могла бы скрасить ваше одиночество, сударь.

Сказала — не поведя бровью. На щеках румянец от румян. Лет ей восемнадцать — двадцать, не более… Хороши шуточки!.. Кто прислал: старик портье? «Сюрте женераль»? Белогвардейская контрразведка?.. Проститутка. Но, видно, из дорогих… Такой откровенности не было даже в Париже.

— Если вы, сударь, хотите заказать ужин в номер, нажмите кнопку, — она показала на щиток у его кровати.

Вот так оборот!.. Сейчас, чего доброго, начнет раздеваться. Как ему вести себя?.. Выступая в личине белого офицера, он и держаться должен соответственно. А белая эмиграция в Шанхае, насколько он знал, высокой нравственностью не отличается.

Он взял ее за подбородок и проговорил:

— Вы очень милы, Сонечка. Но я чертовски устал: многосуточное море, морская болезнь. — Он приложил пальцы к горлу. — И сегодня целый день на ногах… Сейчас я способен только на одно: замертво свалиться и спать… В другой раз, милая.

Женщина с обидой поджала губы.

Антон достал из портмоне несколько долларов:

— Поужинайте сегодня без меня. Когда я захочу вас увидеть, я скажу портье. Договорились?

Она недоуменно повела плечами. Деньги взяла. Потянулась за шляпкой и зонтиком:

— Спокойной ночи, сударь.

В ее голосе были и насмешка, и удивление. Удивлять своим поведением ему нельзя никого. Даже такого сорта девиц. Но, черт возьми, как вести себя впредь?..

Антон на два оборота запер дверь.

Во сне все фантастически перемешалось. Разинув бронзовые пасти, щерили на него клыки львы Гонконг-Шанхайского банка; острым каблуком била в голую спину рикши, подгоняя его, дама в коляске на Банде; лысая китаянка стирала белье прямо под ногами толпы на улице китайского города; играли дети со смешными разрезами на штанишках — спереди и сзади; драконы на вывесках лавок, фонарики, иероглифы… Почему-то среди всего этого хаоса — Ольга. Ее настороженные глаза…

Загрохотали орудия. Это он начал артподготовку своими батареями перед штурмом Турецкого вала. Сейчас!.. Сейчас Блюхер отдаст приказ!..

Вспышка, пробившаяся сквозь закрытые веки. Грохот над самой головой.

Он открыл глаза. Вскочил, оглушаемый канонадой, сотрясающей стены.

Бой? Почему?..

Услышал напористый шум воды. Подошел к окну.

Бушевала гроза. Невиданной силы. Сплошной каскад струй, прорезаемый огненными змеями молний и разрываемый разрядами грома. Никогда в жизни он не видывал такого небесного водопада. Казалось, взбунтовавшаяся стихия разнесет в кирпичи и этот дом, вздрагивающий под разрядами, и весь город.

Он отворил окно. Воздух как в бане. Антон подставил ладонь. Омыл лицо.

Первые его сутки…

Он снова с тоской подумал об Ольге. Как она там?.. Те ее слова, наполненные отчаянием: «Я больше так не могу…» Всегда такая сдержанная, а тут — вырвалось… Разрядом молнии… Боль. Крик души… Он понимает, как тяжело ей одной — все эти годы… Со своим одиночеством… С постоянной тревогой за него… Но единственное, что он мог сделать, — это попросить Павла Ивановича. Старик выслушал необычную просьбу молча. К чему приведет она?..

Тысячи небесных батарей вдребезги разбивали ночную темень.

На следующий день он отправился на явочную квартиру. Ближе к вечеру. Перед тем, с утра, прогуливаясь по городу, он осмотрел здание, где предстояла встреча.

На улицах — почти никаких следов ливня, только сметенные в кучи у тротуаров сбитые листья и обломанные ветки. Даже лужи и те быстро испарились под жарким солнцем.

На одной из центральных улиц французской концессии — авеню Фош он увидел представительное здание экспортно-импортной фирмы «Лотос». Здесь же находился и магазин. За витриной зеркального стекла — дорогие немецкие фотокамеры, бинокли; английские спортивные принадлежности; японские рыболовные снасти. Даже сверхмощный американский мотоцикл «Харлей-Давидсон»… Отдельный, искусно оформленный уголок витрины демонстрировал экспортируемые товары: китайские изделия из слоновой кости, лака и серебра, шелковые ткани, разнообразные упаковки чая.