Обелиск на меридиане

Вскоре желанная встреча состоялась. Церемониал ее вернул Чана к ночам одиннадцатого года, будто время действительно не было властно над двухтысячелетним «Цинхунбаном». Генерал выложил свои просьбы прибывшему послу «Великого»: ему необходимо установить связи с воротилами шанхайской биржи, прежде всего с крупнейшими компрадорами. Клан должен поручиться за своего смиренного «брата». Ему нужны также надежные люди для создания тайной осведомительной службы. Нужна уверенность, что он сможет в недалеком будущем рассчитывать на несколько сот вооруженных «братьев» из шанхайских отрядов клана. И, наконец, не будет ли верхом нескромности для нижайшего из слуг «Великого» попросить о замене личной его охраны на маузеристов — членов «братства»? Разумеется, он подтверждает давнюю клятву: и сегодня, и завтра, и на все последующие годы жизнь его принадлежит клану и «Великому дракону». Произнося эту формулу, он словно бы ощутил расплавленный воск, жидким огнем стекающий по лицу, — он навечно закладывал «Цинхунбану» свою душу.

Ночной гость исчез. Какое-то время Чан находился в неведении, приняты его просьбы или отвергнуты. Может быть, своими непомерными притязаниями он оскорбил повелителя?.. Или тот все еще считает его мелкой сошкой?..

Но вот прибыли рослые молчаливые чжэцзянцы с маузерами в расстегнутых кобурах. Предводитель их начертал знак клана и сказал, что они присланы в распоряжение «учителя», — так Чан Кайши узнал, что удостоен высокого титула. Маузеристы стали его телохранителями-бодигарами. Затем приехал давний, еще по первым шанхайским ночным операциям знакомый «брат» Ла Шен. Ему предстояло возглавить осведомительную службу — личную сыскную сеть Чана. Шену он передал списки коммунистов. Многозначительно сказал: «Для соответствующих мер в соответствующее время». Наконец он получил предложение и об установлении контактов с деловыми людьми. Кое-кто был известен ему по бирже — не мелкота, а крупные акулы.

Теперь все зависело от успеха Северного похода.

Вольно или невольно верхи гоминьдана содействовали его тайным замыслам. В самый канун похода, в начале июня 1926 года, Чан Кайши был назначен главнокомандующим Национально-революционной армией. Чан подчинил себе и гражданскую администрацию, присвоил право назначать и смещать не только высшие чины в армии, но и губернаторов провинций и иных чиновников. Его штаб стал как бы правительством, а правительство — его штабом. Мало того, председатель ЦИК гоминьдана уступил ему в высший партийный пост. Так Чан Кайши сосредоточил в своих руках военную, гражданскую и партийную власть. Пока она распространялась лишь на территорию Юга. А он жаждал, добившись успеха в походе, охватить ею всю Поднебесную. Как от горячего ханшина, дурманило голову. Но это его опьянение — не для чужих глаз. Повеления, достойные «Сына Неба», он облекал в скромные одежды привычной партийной фразеологии.

Вступая в должность главкома, он произнес «тронную речь»: «Существование или гибель партии и страны, благоденствие или нищета народа зависят от успеха кампании. Солдаты армии и все те, кто следует за нами, должны думать одинаково, должны поддерживать строгую дисциплину, повиноваться приказам и не жалеть жизни при выполнении своего долга. Во имя Неба мы клянемся спасти Китай!» Победа нужна и революционерам, и ему. Плыть им пока в одной лодке.

Неведомо гребцам, что их кормчий — палач, а они — его будущие жертвы…

Северный поход начался. Каждым сражением, каждой добытой победой армия приближала Чана к осуществлению плана. Когда же наступление замедлялось, или следовал мощный контрудар противника, главнокомандующий впадал в отчаяние. Ему начинало казаться, что дальнейшие усилия бесполезны. Галин-цзянцзюнь и офицеры успокаивали, не понимая истинных причин упадка духа главкома, доходившего до истерики. Полууспех, две трети успеха Чана не устраивали — только Шанхай!.. К весне 1927 года Национально-революционная армия должна достигнуть Шанхая!.. Так договорено с посланцами «Великого дракона» и биржевых тузов. К этому времени они должны все подготовить.

Его расчеты чуть было не спутали жители Шанхая: еще задолго до подхода НРА они подняли восстание. Сотни тысяч рабочих с оружием выступили против гарнизона города. На улицах шли кровопролитные-схватки. Галин настаивал, чтобы гоминьдановские дивизии как можно скорее поспешили на помощь восставшим. Но Чан Кайши не желал играть на руку рабочим. К тому же не было подтверждения от «Великого»… Наперекор советам Галина главком приостановил наступление.

Первое восстание рабочих было подавлено. Захлебнулось в крови второе. Спустя месяц костром самопожертвования вспыхнуло третье. Чан ждал… Пусть рабочие и войска противника истребляют друг друга. Он же, как мудрая обезьяна из древней притчи, будет наблюдать со склона горы за поединком двух тигров, а когда они загрызут друг друга, спустится для сбора урожая.