Обелиск на меридиане

Через двое суток ожесточенных боев Шанхай был освобожден самими восставшими, спустя тридцать шесть часов на его улицы вступили дивизии НРА. Это были части, наиболее преданные Чану. Рабочие дружины торжественно встречали их. Они вышли не измученной толпой, как предполагал Чан, а организованным вооруженным войском, в униформе, со значками шанхайских профсоюзов на фуражках, с красными знаменами. Чан Кайши ужаснулся. Такой знакомый, казалось, город предстал в неожиданном облике — не опиумным топким болотом, не всекитайской столицей контрабандистов, а мускулистым пролетарским центром страны. Но идти на попятную было поздно. Он использовал свой последний шанс и не желал стать банкротом.

Шанхай был освобожден 22 марта 1927 года. Двадцать четвертого марта дивизии НРА вступили и в Нанкин.

Едва этот город покинули войска противника, как агентура англичан и американцев спровоцировала убийство нескольких иностранцев. Тотчас крейсеры под вымпелами Великобритании и САСШ, «оказавшиеся» на рейде Нанкина, обрушили на рабочие кварталы огонь орудий всех калибров. Под снарядами погибли тысячи жителей, целые улицы были превращены в руины.

Одиннадцатого апреля Англия, Япония, Соединенные Штаты, Франция и Италия предъявили ультиматум с требованием «наказать виновных в нападении на иностранцев».

Вечером того же дня, на банкете, который дали шанхайские промышленные и финансовые тузы в честь главнокомандующего, Чан Кайши впервые приподнял маску: «Бесчинства имеют место не только в Нанкине, но и везде, где рабочие и крестьяне выступают с требованиями коммунистических порядков». Он сказал — и перевел взгляд на часы, стоявшие в углу банкетного зала…

Все дни после расквартирования войск в Шанхае он старался усыпить бдительность рабочих. Выступал перед ними с приветственными речами. Даже послал армейский оркестр, украшенный красными лентами и флагами, к штабу шанхайских профсоюзов, чтобы «засвидетельствовать свое уважение рабочим дружинам».

Стрелки часов приближались к десяти. Он знал: в эти минуты пятьсот «братьев»-маузеристов под покровом темноты направляются к зданию Генерального рабочего союза. Другие члены «Цинхунбана» и солдаты дивизий Чжоу и Бая окружают штабы рабочих дружин во всех районах города, занимают позиции у промышленных предприятий, на перекрестках улиц в пролетарских предместьях. «Братья» также одеты в рабочую униформу и на рукавах у них повязки с иероглифом «гун» — «труд». То, что произойдет на рассвете, будет представлено как междоусобица самих рабочих — и для прекращения ее придется использовать армейские части…

Когда часы пробили полночь, Чан Кайши покинул ресторан, уехал на свою виллу. Оставшись один, он так и не смежил глаз до рассвета. Выстрел, совсем близкий, бросил его к окну. Сначала одиночные, выстрелы вскоре слились в непрерывную трескотню. Хлопушки фейерверка на празднике, которого он дождался!..

Все шло, как было спланировано. К восьми утра двенадцатого апреля рабочие дружины, захваченные врасплох, были разоружены. Группы, оказавшие сопротивление, уничтожены. Шанхай объявлен на военном положении. Начались повальные аресты по заранее заготовленным спискам: коммунисты, профсоюзные активисты, левые гоминьдановцы, сочувствующие, студенты, интеллигенты… Отдавая лаконичный приказ: «Устранить!», Чан Кайши пояснял исполнителям: «Лучше казнить тысячу невинных, чем упустить одного виновного». Виновными подразумевались все, кто мог воспротивиться перевороту. Однако едва смолкла пальба, как из рабочих районов Чапея, Баошаня, Наньдао хлынул в центр города народ. Шли семьями, со стариками, старухами, детьми — к штабу главнокомандующего. С красными знаменами, с лозунгами: «Да здравствует революция!», «Не для того мы трижды восставали!». Чану доложили: в колоннах не меньше ста тысяч. «Расстрелять из пулеметов. После разгона демонстрантов казнить без суда всех со значками Генерального рабочего союза и с красными флагами, а также студентов».

Вероломство?.. Это с чьей точки зрения. Нет ни одного поступка, который нельзя оправдать. Все дело в том, как на поступок посмотреть. Так было и так будет. Бесчисленные примеры тысячелетней истории Поднебесной подтверждают его правоту. Жестокость — дочь страха? Ну и что с того? Любого из властителей можно обвинить в чем угодно, но только не в мягкосердечии. Проявляли коварство, вероломство?.. Но разве помешало это их именам остаться в истории? А кто помнит тех, кому отрубили они головы, кого отравили или удушили? Где их следы на страницах великой книги веков?..