Объяснение в любви

Когда я вела «Спокойной ночи, малыши!», сынишка выходил из комнаты, где стоял телевизор, пережидал какое-то время, а потом кричал бабушке, сидевшей у экрана: «Мама уже ушла?» И, только получив подтверждение, возвращался смотреть мультфильм.

Еду в метро, народу в вагоне мало, напротив сидит семейство — мама, папа и дочка. Вдруг девочка бросается ко мне с криком: «Тетя Валя! Тетя Валя! Мой папа говорит, что вы самая красивая!» Даже не знаю, кто из нас троих взрослых сконфузился больше. Я не нашлась что ответить, спасибо, остановка подоспела, вышла и стала ждать следующего поезда.

Как-то сажусь в такси. Из-за неприятностей лицо заплаканное. Шофер оказался деликатным, на разговор не напрашивается. Ну, думаю, слава богу, не узнал. Довез, расплачиваюсь. Дает сдачу и вдруг тепло, с нежностью говорит:

— Какая же вы старая! Седая…

Удивительно по-доброму у него это прозвучало. Даже не было себя жалко.

Между двумя этими эпизодами, можно сказать, целая жизнь пролегла. Популярность стала какая-то человеческая, без навязчивости, холодного любопытства и эгоизма, который иногда раздражал, а иногда и ранил в молодые годы. Это и была, как я ее называю, вторая стадия популярности.

Согласитесь, что, когда непрестанно «сочиняют» твою личную жизнь и ты должна без конца давать опровержения, это и утомительно, и радости ни тебе, ни твоим ближним не доставляет.

Но есть у популярности и парадная сторона. В годы нашей молодости — Нины Кондратовой, Оли Чепуровой, моей и Анны Шиловой — эта парадная сторона была совершенно особой, неповторимой, не похожей на то, как она выглядит сегодня. Телевидение делало первые шаги.

Трудно передать, как мне дорога реплика пожилой дамы из фильма «Пять вечеров»: «Кто сегодня? Ниночка или Валечка?» В пятидесятые годы люди воспринимали диктора как хозяйку дома, приглашающую телезрителей в гости. Передачи начинались в девятнадцать часов, и весь вечер диктор проводил вместе с телезрителями, а в конце желал всем спокойной ночи.

Сегодня телевизионный день расширил свои границы, вещание начинается в восемь утра. Ни один диктор не выдержит такой нагрузки, поэтому в течение дня они меняются, и никто не может претендовать на исключительное право хозяйки программ. Было четыре, стало пятьдесят четыре! Сами по себе цифры несопоставимы, независимо от того, какие за ними стоят индивидуальности.

Теперь в калейдоскопе лиц не так быстро найдешь человека, который станет для тебя добрым знакомым, а то и другом. Да и программа, скажем, в пятидесятые годы была одна, не было ни второй, ни московской, ни учебной, не было «Орбит» и «Востока». Каждая из нас, дикторов, была монополистом телевизионного вечера. К нам привыкали, нас знали, нас ждали и потому могли полюбить. Теперь ждут программу «Время», политобозревателя, футбол или хоккей, фильм, эстраду, спектакль, концерт симфонической музыки, но никто уже не спросит: «Сегодня Ниночка или Валечка?» Этот вопрос остался приметой телевидения пятидесятых.

Глубоко убеждена, что своей долгой жизнью на экране прежде всего обязана детям.

Уже давно на вопрос: «Какую передачу вы хотели бы вести всю жизнь?» — я ответила: «Умелые руки». Теперь я уже не участвую в ней. Передача эта хороша была тем, что неизвестно у кого руки истинно умелые — у тети Вали или у ребят, которых она пытается учить.

Может быть, вам приходилось видеть те работы, которые присылают ребята как свои домашние задания на передачу «В гостях у сказки». Вот уж поистине умелые руки создают их! Какая однажды Золушка нанесла нам визит! Такой красивой я никогда ее не видела — аппликация на черном бархате из лепестков. Незабудки

— глаза, желтые ромашки — локоны, из белых роз соткана кофточка, а из красных

— передник. Все детали проработаны, вплоть до сабо из лиловых васильков. Мне так никогда не сделать.

Я по-прежнему люблю передачу «Умелые руки», вернее, память о ней, потому что, как никакая другая, она раскрепощала меня полностью, дарила чувство внутренней свободы, которое я училась закреплять и вызывать к жизни на других передачах. Ты самозабвенно отдаешься тому, как сделать эту злосчастную коробочку или елочную игрушку, забываешь о сценарии, о камере, речь твоя импровизационна, ты вырезаешь из бумаги квадратики, треугольники, подгоняешь их и клеишь, клеишь… А волнуешься как! Больше, чем дети, и всегда словно слышишь их дыхание, сопение, словно видишь, как они высовывают язык от удовольствия.

Помню, во время командировки в Прагу мне предложили провести передачу «Умелые руки» на чехословацком телевидении. Решила научить ребят, как сделать из бумаги смешную матрешку (там говорят — паненьку). Старалась изо всех сил. На следующий день уехала в Брно. На улице подходит ко мне пожилой человек и говорит:

— Тетя Валя, что же вы натворили?

Глаза его улыбались, и я поняла, что натворила то, что и хотела натворить.

— Внучки мои всю бумагу в доме изрезали, даже до скатерти добрались, и теперь по всей нашей квартире паненьки, паненьки, паненьки…

— Сколько же они их сделали? — спрашиваю.

— Да полсотни, не меньше, и две вам послали.